Архангелы и шакалы

– Видите ли, – отвечал профессор, – средиземноморская археология отличается от той, прославленная школа которой возникла в Польше. Условия работы в Польше и здесь разные. Здесь археолог находит крупные комплексы памятников и должен приспособить свои методы к их исследованию. По-разному ведется работа в Пальмире, где в пустыне стоит огромный вымерший город, и в мазурских лесах, где изучаются следы топок, оставленных яцвингами[63]. Но цель везде одна – исследование повседневной жизни населения данного района. И хотя в Пальмире, в Александрии или в Нубии можно скорее сделать пленяющие воображение открытия, тем не менее классический археолог тоже должен производить детальный анализ всех, даже самых мелких находок, должен использовать новейшие достижения науки, как, например, изотоп углерода С-14 или другие методы, которые в последнее время столь обогатили археологию.

Тут профессор позвал Мохаммеда и попросил принести ему еще одну чашку кофе. Но сказал это шепотом, чтобы, боже сохрани, не услышала жена. Ибо сколько чашек кофе он уже выпил сегодня!..

– И еще одно. Из того, что я сказал, не следует, что археология – простое продолжение истории. Разница не только в том, что историки копаются в архивах, а мы – в земле. Мы взаимно дополняем друг друга. История говорит нам, что между VI и XIV веками в Нубии существовало христианское царство. Она приводит имена царей, рассказывает о ходе боев с арабами и о падении этого царства. В тех случаях, когда история той или иной страны лучше изучена, она может рассказать также о социальных движениях, революциях или дворцовых интригах. Но как люди жили, каковы были их жилища и одежда, с кем и чем они торговали, как строили, какими орудиями пользовались – всем этим занимается археология. Естественно, что здесь, в Фарасе, мы не в состоянии еще ответить на многие вопросы. И не потому, что наша наука не справляется со своей задачей, а лишь потому, что работаем мы в необычных условиях. В течение трех лет мы должны исследовать все то, что в нормальных условиях требовало бы десяти–двадцати лет работы. А может быть, и больше...

Не успел профессор кончить, как в столовой раздался звонок на обед. Нужно было прервать беседу. В лагере должен соблюдаться определенный порядок, и даже сам руководитель не вправе опаздывать на ленч. А во время ленча произошел необыкновенный случай...

Один из нас протянул руку за лимоном. С продуктами в Фарасе бывает по-разному. Но, как и в гастрономических магазинах, лимоны «бывают»; это мелкие, местные, зеленого цвета лимончики, имеющие несколько непривычный вкус, но такие же кислые, как и у нас дома. Итак, кто-то взял лимон, выжал из него сок в стакан, потом насыпал сахару и наконец наполнил стакан водой из графина. Помешал ложкой и... остолбенел. Не веря собственным глазам, позвал всех остальных. Но все мы увидели то же самое. В стакане лимонада, резво размахивая хвостиком и сверкая серебром, плавала... маленькая рыбка! Мы быстро перелили в стаканы весь остаток воды из графина. Не было никаких сомнений: в стаканах мы нашли еще две рыбки. Кто-то высказал предположение, что сделано важнейшее открытие – суданских рыбок-лимонниц. Некоторые встревожились. Порядок за обедом был нарушен. Позвали Мохаммеда. Он прибежал, посмотрел, на лице его, как нам показалось, мелькнуло замешательство, но он сразу изрек:

– Мафиш!

Это означает по-арабски «ничего, ничего особенного». Кто-то сказал со злостью:

– Мохаммед! Это не мафиш, а просто фиш! Рыба!

Смущение на лице Мохаммеда объяснило нам, однако, причину этого поразительного явления. Вода, которую мы пьем в Фарасе, берется прямо из Нила. После того как воду приносят из реки, ее переливают в «зиры». Зиры пористые, а поэтому под каждым из них всегда стоит кувшин, в который стекает очищенная таким образом вода. Откуда же взялись рыбки? Дело в том, что воды в кувшинах для всех страдающих от жары и жажды археологов не хватает. А Мохаммед не может отказать полякам, когда им хочется выпить воды. Поэтому, если в кувшины не накапает достаточно очищенной воды, Мохаммед окунает их прямо в зиры. Он знает, что профессор строго-настрого запрещает это, но что из того?.. Мохаммед считает такой запрет одним из обычных европейских предрассудков. Ведь в Нубии все пьют воду, взятую прямо из Нила. Я сам неоднократно ее пил, когда плавал на фелюге, а старый лодочник окунал кубок в холодную речную воду и широким жестом угощал меня. Правда, можно нажить при этом шистоматоз, но Мохаммед вряд ли догадывается об этом.

Вот каким образом в лимонаде оказались рыбки.

Тут я вспомнил, как во время своего первого обеда в Фарасе я наивно восхищался тунцом и сардинами. Теперь я уже не приходил в восторг от них. После десяти дней, когда на завтрак вновь, как ежедневно, подавали сардины и тунца, я все понял. Ах, если бы кусок польской колбасы! Мои товарищи терпеливо дожидались этого момента и, увидя, что я содрогаюсь при виде вкусных, вообще говоря, рыбок, сказали:

– Видишь? Никогда не следует слишком поспешно давать оценки ни людям, ни условиям, ни даже обедам...