Архангелы Сталина

Отсмеявшись, Шапошников аккуратно положил телеграмму в пакет и, звякнув ключами, запер в сейф. На глаза попалась коробка папирос, и рука сама потянулась, хотя уже год, как по настоянию врачей пришлось бросить. Спичечный коробок, на этикетке которого советский крестьянин убивал ржаным снопом Чемберлена, завалялся в ящике стола. Вот уже пальцы сами, на рефлексах, разминают папиросу. Чуть размять её, дунуть в мундштук и обязательно выбить табачные крошки, постучав о ноготь большого пальца. Первая затяжка, после долгого перерыва, дурманит и кружит голову. Дым сизыми слоями перекатывается под светом настольной лампы. И на его фоне вырисовываются перспективы.

И где это Иосиф Виссарионович золотопогонного попа в море нашёл? И не знак ли это? Может быть, заранее проработать возможность возвращения полковых священников? Тогда другой вопрос — где их готовить? Может ввести военные кафедры в духовной семинарии? Нет, это вряд ли. А может, на самом деле, привлечь к службе бывших офицеров? Тогда можно предложить переговоры с эмиграцией.

От крамольного предположения Борис Михайлович зябко передёрнул плечами и перекрестился. Мысли сразу же перескочили на другой вопрос. Дуэли…. Как их там недавно назвал племянник? Кажется — внесудебные урегулирования личных вопросов? Романтик. Кстати, не забыть бы, накрутить ему хвост при случае. А то, по-старому, считай, штабс-капитан, ротой командует, а всё Витёк и Витёк. Несолидно, право слово, господа.

Тьфу, опять старое на ум приходит. А всё племянник. Но что-то разумное в его словах есть. Вот, только, может не внесудебное, а в качестве последней инстанции? Когда ради правды стоит рискнуть жизнью? Ещё ради чего? Честь? А про неё кто сейчас помнит? Вспомнят. Только в случае не санкционированных дуэлей — обязательно проводить тщательное расследование, во избежание множества поединков по мелочам.

Шапошников погасил папиросу в кадке с фикусом и открыл блокнот. Первое и главное — драться до смертельного исхода или тяжёлого ранения одного из участников, что исключит договорные поединки, когда для сохранения репутации стреляли в воздух, или старались слегка поцарапать противника. Второе — только стреляться, на пистолетах или винтовках. Это заставит всех значительно улучшить качество стрелковой подготовки в войсках. Третье — попытаться совместить сатисфакции с обучением личного состава. Например, проводить их в лесу, или на стройках, отрабатывая противодиверсионный поиск и бой в городских условиях.

Житие от Израила

Третьи сутки борюсь с желанием собственноручно удавить нашего дуэлянта. Гиви не разрешает. Говорит, что и без этого проблем хватит выше крыши. Вот тут он совершенно прав, не смотря на то, что начальник. Какие планы порушились! Вот только с превеликим трудом, и помощью Лаврентия Павловича, удалось уговорить Гаврилу принять предложение товарища Сталина и повернуть в Мурманск, как всё полетело псу под хвост. Чего только стоили многочасовые переговоры с Иосифом Виссарионовичем, которого уговаривали внести изменения в некоторые законы. Чёрта с два бы уговорили, так и упирался, пока не узнал истинные причины случившегося поединка.

Прибил бы гада морского. Но комбриг Архангельский приказал взять на себя защиту виновника. В принципе он прав. Иначе так засужу, что мало не покажется. Это же надо додуматься, утащить у меня из под носа маршальские звёзды! Ну, почти маршальские…. И почти мои. Пусть так, согласен и на командарма. А теперь?

— Сан Саныч, просыпайся, — Воронин колотил в дверь боцманской каюты. — Вставай, чёрт усатый.

— Дрыхнет, наверное, — предположил я. — Меня бы кто запер на недельку.

— Сейчас разбудим, — мощные пинки сотрясли переборку.

Звякнул замок, и Заморский показался на пороге своего комфортабельного узилища. А где его ещё держать под арестом? Конечно, сам он прозрачно намекал на продуктовый склад, мотивируя тем, что в порядочной тюрьме должно быть холодно. Но, памятуя капитанский опыт отсидки, в просьбе было отказано.

— Что, Владимир Иванович, моя судьба решилась? — Поинтересовался мрачно.

— Устал сидеть? — Посочувствовал капитан. — Не торопись. Пошли, сейчас тебя судить будут.

— А кто?

— Советский суд. Вот товарищ Раевский, — Воронин показал на меня, — согласился быть твоим адвокатом. Товарищ Берия — государственный обвинитель. А комбриг Архангельский представляет интересы Белецкого.

— Постой, Иваныч, — боцман остановился посреди коридора, — зачем Белецкому представитель? Он же…, того?

— Неважно, — сурово отрезал капитан, — это его проблемы. И что значит того? Такого приказа никто не отдавал. Ладно, иди, разберёмся.

Заморский только тяжко вздохнул в ответ. Потом заложил руки за спину, и молчал до самой кают-компании.

— Встать, суд идёт! — Торжественно провозгласил исполняющий обязанности секретаря Отто Юльевич Шмидт и важно погладил бороду.