Архат

«Утомляются и юноши и ослабевают,и молодые люди падают,а надеющиеся на Господа, обновятся в силе:поднимут крылья, как орлы,потекут – и не устанут,пойдут – и не утомятся».

Книга пророка Исаии 40:30—31

Часть первая

I

Стрелка часов ритмично приближалась к пяти вечера. Сосредоточенный взгляд Луки медленно передвигался вниз по строчкам книги Жан Поль Сартра «Тошнота». Чтение быстро утомляло его и, откладывая книгу в сторону, он ходил в задумчивости из одного конца комнаты в другой.

В комнате полностью отсутствовал уют. Она вся была загромождена старой мебелью. В замкнутом и безвкусно обставленном пространстве преобладало давящее ощущение тесноты. Обстановка в квартире как будто застыла во временах Советского Союза: обои с красными цветочками, ковры на стенах и хрустальная посуда в обветшалом коричневом серванте, загородившим собой окно. Только в углу большой комнаты вместо портрета Ильича, печальный взгляд с иконы Богоматери сострадательно взирал на жильцов.

В этой двухкомнатной квартире старого панельного дома Лука жил вместе с матерью.

Однажды в своей тускло освещенной комнате Лука попытался убрать с полок серванта посуду из хрусталя в ящики, выставив на их место книги. Разразился большой скандал, из которого он вынес: «Не трогай! Твоего здесь ничего нет». После этого случая ему пришлось оставить все попытки хоть как-то облагородить свою комнату.

С виду двадцатилетний Лука был высокий, худощавого телосложения. Седые волосы рано появились на темно-русой голове.

Имел склонность часто предаваться размышлениям, погружаясь глубоко в себя, и раздражался всякий раз, если что-то внешнее прерывало поток мысли. Задумчивое выражение лица и узкие карие глаза с тяжелыми веками сразу же давали понять окружающим, что он находится где-то в другом месте.

Лука жил, в своем собственном мире, проявляя мало интереса к происходившим событиям вокруг. Никогда не тратил времени на просмотр новостей и чтение журналов. Ни разу в жизни не ходил на выборы. И когда мать упрекала за это, с его тонких, плотно сжатых губ соскальзывала легкая и едва заметная улыбка.

– Мне от них ничего не нужно, пусть и они ничего не просят у меня, – обобщал он свои общественно-политические взгляды.

Его речь была тихой и медленной. Даже когда смеялся, то почти не издавал при этом никакого звука. В движениях тела прослеживалась зажатость и неуверенность. Его застенчивость уживалась одновременно с чрезмерной гордостью. Особой скромностью Лука отличался при общении с девушками. Он не считал себя сколько-нибудь привлекательным. Некоторые из них находили вполне симпатичным его смуглое лицо, но отчужденность Луки и неизжитые подростковые комплексы оставляли мало шансов, отыскать точки соприкосновения.

Перелистывая пожелтевшую страницу книги, Лука поймал себя на мысли, что за весь день еще ничего не съел, а только утолял голод сладким чаем.

На кухне он аккуратно нарезал тонкими ломтиками белый хлеб, масло, сыр и вскипятил чайник. За столом он принялся с жадностью поглощать бутерброды, запивая душистым кофе. Резкий звук поворотов ключа в дверном замке нарушил трапезу. Дверь распахнулась и в прихожую влетела тощая женщина, с короткими медно-рыжими волосами. Когда она переступала порог, у одного из пакетов оборвалась ручка. С шумом он грохнулся на пол, под выкрики отборной матерщины. Даже когда она говорила спокойно, ее дрожащий голос звучал на надрыве, словно она вот-вот заревет. Он резал и раздражал слух любого собеседника.

Движения ее тела были резки и суетливы, в них не проскальзывало и намека на женственность. Суетливость была неотъемлемой чертой ее характера, и она привносила ее всюду, где оказывалась.

При виде Луки выражение ее лица сделалось недовольным, и глаза навыкате осуждающе впилась в него. Она возвращалась с работы в шесть вечера, и обычно Лука за полчаса до ее прихода уходил из дома к друзьям.

Ему показалось, что в тот день она специально вернулась на час раньше, что бы застать его дома и разжечь очередной скандал. В скандалах она получала разрядку и подпитку необходимую ей для жизни и никогда не упускала случая устроить шумную ссору. Точно на автопилоте она искала конфликтов, цепляясь буквально ко всему.

Она была одной из множества вечно сварливых, всем недовольных и бранелюбивых женщин заеденных неудавшейся жизнью. Настоящая бочка с порохом готовая рвануть в любую секунду.