Археология: учебное пособие

Впрочем, культурный слой не всегда оказывается столь явным отложением, как в рассмотренных выше случаях. Например, еще до начала раскопок на нераспахивавшейся слабозадернованной территории поселения второй половины I тыс. н. э. на берегу оз. Съезжее в Новгородской области были отчетливо видны остатки очагов того времени (!) – скопления крупных пережженных валунов (Носов 1981: 66–67). Видимо, практическое отсутствие культурного слоя было обусловлено, в данной ситуации, необходимостью частой смены мест обитания коллективом жителей поселка, а причиной этого обстоятельства, в свою очередь, являлось господство в их хозяйстве специфического подсечно-огневого земледелия.

Наиболее же яркие случаи полного отсутствия слоя на месте обитания людей представляют собой сезонные стойбища кочевников (кочевья). Такие объекты, относящиеся ко второй половине I тыс. н. э., встречены, например, на среднем Донце, в нижнедонских и приазовских степях. Кочевья обычно располагались на берегах рек или больших водоемов. Однако, выявить их сегодня чрезвычайно сложно, так как от кратковременных стоянок на этих местах сохранилось «минимальное количество отбросов: преимущественно кости животных и обломки нескольких сосудов, разбросанных на территории кочевья и в настоящее время выпаханных на дневную поверхность» (Плетнева 1981: 65–66). Общее количество находок чрезвычайно невелико – на 1 км попадается от нескольких единиц до нескольких десятков обломков костей и керамических сосудов. Площадь кочевий (определяемая по находкам) колеблется в диапазоне от 2 до 45 га. Иногда археологи обнаруживают на большом участке берега водоема (длиной 20– 30 км) «обитаемую полосу», характеризующуюся редкими находками обломков костей и сосудов. По-видимому, это были места ежегодных подкочевок к берегу с неопределенным местом стоянки.

Для всех подобных случаев характерно полное отсутствие культурного слоя. При этом некоторые кочевья условно называются археологами «многослойными» – слой отсутствует, но фрагменты керамических сосудов относятся к различным периодам. Пример такого памятника – стойбище VI–X вв. у Чумбурской косы на восточном берегу Азовского моря. На протяжении нескольких столетий кочевники останавливались здесь для ловли рыбы. С.А.Плетнева (1967: 15) так описывает процесс археологизации этого памятника: «В те месяцы, когда стойбище пустовало, незначительный слой, накопленный за время его жизни, развеивался и смывался, а на поверхности оставались только обломки костей и керамики [1] , которые постепенно в течение года мельчали, обкатывались и рассыпались. Только самые крупные крепкие черепки или обломки, попавшие в благоприятные условия (например, втоптанные в землю), уцелели до наших дней».

Памятники, подобные описанным выше, мы с полным на то основанием могли бы именовать временными стоянками. Но, этим термином в археологии принято называть доисторические поселения (прежде всего – относящиеся к эпохе камня). Он подчеркивает временный характер мест обитания древнего человека – как в скальных убежищах (пещерах и т. п.), так и на открытых пространствах. Однако, с другой стороны, многие памятники каменного века, традиционно именуемые стоянками, являлись стабильными многолетними поселениями.

Различные виды поселений выделяются на основании особенностей вещевого комплекса уже для периода нижнего палеолита (Любин 1970: 35– 36). В материалах мастерских по обработке камня, приуроченых к местам выхода сырья, преобладают отходы его первичного расщепления. Охотничьи лагеря (как длительные сезонные охотничьи стойбища, так и пункты кратковременного нахождения небольших групп охотников, вроде убежищ у мест подкарауливания зверя и т. п.) содержат преимущественно орудия непосредственного охотничьего назначения (наконечники копий и дротиков), каменные изделия для изготовления деревянного оружия (скобели и др.), каменные изделия для разделки туш, раскроя и выделки шкур (ручные рубила, скребла, ножи и т. п.). На долговременных базовых стоянках встречаются все компоненты каменного инвентаря.

Сезонным охотничьим лагерем в периоды ашель и мустье являлась, например, Цонская пещера в Южной Осетии. Вещевой комплекс ашельских культурных отложений (мощностью до 2,5 м) представлен здесь ручными рубилами, скреблами и другими рубящими и режущими орудиями. Комплекс мустьерского слоя (мощностью до 1,4 м) включает в себя наконечники копий и дротиков. Еще одним примером пещерного базового сезонного лагеря мустьерских охотников является грот Тешик-Таш, расположенный в отрогах Гиссарского хребта на Памире, в Средней Азии. Раскопками А.П.Окладникова (1949: 83, 18, рис. 4) здесь выявлено пять насыщенных щебнем культурных слоев общей мощностью 1,5 м, разделенных глинистыми стерильными прослойками. Как отмечает В. М. Массон (1976: 131–132), стерильные прослойки «указывают на определенные циклы в хозяйственной деятельности бродячих охотников». Среди найденных в слоях каменных орудий прежде всего следует отметить скребла, ножевидные пластины и остроконечники. Основным объектом охоты обитателей грота был сибирский горный козел.

Остатки поселений каменного века образованы, в общем-то, теми же составляющими, что и культурные отложения других эпох – отбросами, вещевым комплексом и сооружениями. Так, например, В.И.Беляева (1999: 64–65) отмечает три «исходных признака» палеолитического слоя: «элементарные заполнители» («крошки угля, костей, охры, мельчайшие чешуйки кремня», т. е., отбросы); «элементы слоя в виде кремней, фрагментов или целых костей и других, отдельных, формально не связанных находок» (т. е., вещевой комплекс) и «объекты» («ямы, западины, скопления, т. е. земляные сооружения»). Особое значение для археологии палеолита имеет фиксация в культурных отложениях остатков древнейших жилищ.

Проблема возникновения жилищ вызывала и вызывает оживленные дискуссии среди археологов. По мнению А.Н.Рогачева (1970: 65), первоначальной формой жилища является «убежище с постоянным очагом, в котором поддерживается огонь» и, таким образом, «решение вопроса о возникновении первоначальных пещерных человеческих жилищ сводится… к вопросу о времени и условиях появления постоянных очагов в пещерах и под навесами скал, возникших вместе с применением огня в быту и на охоте». Такие, «пещерные жилища» возникают на рубеже ашельского и мустьерского периодов. С другой стороны, М.В.Александрова (1974: 10– 11) полагает, что «сооружение искусственных жилищ на открытом воздухе фиксируется уже на олдувейской стадии развития человеческой культуры… и идет параллельно, а возможно предшествует освоению естественных убежищ (гротов, навесов, пещер)», и что «сооружение искусственных жилищ началось до того, как человек овладел огнем». Однако, тут же отмечает: «понятие „жилище“ для нижнего палеолита нельзя считать выработанным; критерии различия жилища и поселения и в понятийном, и в практическом значении нечетки».

По мнению В. П. Любина (1970: 39), начальными формами жилищных конструкций являются «остатки различных сооружений, возводимых с целью улучшить природные убежища». Так, например, наличие «ветрового заслона» предполагается для периода отложения верхнего культурного слоя мустьерского грота Киик-Коба в Крыму. Со временем люди оставляют скальные убежища и начинают осваивать равнинные территории – появляется необходимость строительства искусственных укрытий. Наиболее выразительные остатки одного из древнейших жилых сооружений были выявлены, например, в слое IV мустьерской стоянки Молодова I на Днестре (Праслов 1984: 108–109): здесь располагалось долговременное (зимнее?) наземное жилище, при возведении которого (как и во многих других подобных случаях) в качестве строительного материала были использованы многочисленные кости мамонта ( рис. 17 ). В пределах данного жилого комплекса были встречены следы 15 костров.

Завершая этот обзор доисторических культурных отложений, следует отметить специфический вид памятников эпохи камня: так называемые «кухонные кучи» (англ. kitchen middens) – залежи хозяйственных и пищевых повседневных отбросов. Так как исследование таких объектов впервые было начато в 1830-х гг. в Дании общеупотребительным термином стало их датское название – kшkkenmшddinger (кьеккенмеддинги). В связи с частым преобладанием в этих отложениях раковин молюсков они также называются «раковинными кучами». Помимо раковин, кьеккен-меддинги содержат кости рыб, птиц и животных, отходы производства каменных орудий, сами орудия, фрагменты керамических сосудов и т. п. Кухонные кучи известны в тех регионах, где есть морское побережье, в том числе – в Японии, Канаде, Бразилии. Пример подобного памятника археологии – кьеккен-меддинг Эртебелле в Дании, открытый еще в 1840 г. и представлявший собой слой отбросов (размерами 140 х 40 м и высотой до 1,5 м), располагавшийся в 300 м от современной береговой линии.

Рис. 17. План остатков жилого сооружения в слое IV мустьерской стоянки Молодова I на Днестре и его реконструкция: 1 – остатки кострищ, 2 – остатки костей животных, 3 – зубы мамонта, 4 – череп мамонта, 5 – лопатки мамонта.