Архиерей

— Господи, — думал отец Герасим, — ведь вот я же чувствую на себе силы природы, почему же нельзя так же ясно, отчетливо ощутить, увидеть или каким–нибудь другим путем познать силу Божию, ту благодать, о которой говорит христианство. Владыка говорит, что нужно только придти ко Христу, а потом все станет ясно… Владыка не понимает меня. Он не догадывается, как глубоко в меня въелся корень сомнения. Ведь сделать этот первый шаг для меня–то и есть непосильная тяжесть. Как могу я заставить себя думать, стоя перед престолом, что во мне действует Сила Божия, благодать, данная в рукоположении, когда я ничего такого не чувствую… Как я могу переделать свои глаза, чтобы они не видели хлеба и вина, а видели бы Тело и Кровь Господню? «Это тайна». Конечно, если «это» правда, то оно и должно быть великой тайной, непостижимой уму человека. Но как убедить себя, что это действительно тайна, а не обман, что здесь действительно есть что–то непостижимое, а, может быть, тут только и есть то, что есть, что видят глаза… Я не требую полного знания, а так, ну хотя бы какой–нибудь фактик, за который мог бы уцепиться разум… Остальное можно было бы принять на веру…

И решив довести дело до конца, отец Герасим высказал епископу свои мысли. Владыка помолчал и в раздумье ответил:

— Тайна Евхаристии непостижима, но что это действительно Тайна, что в ней действительно есть что–то великое и пока непостижимое человеческим умом, в этом можно убедиться путем опыта и научного изучения тех изменений, которые она производит в организме человека. Под воздействием этого таинства в человеке увеличиваются его жизненные силы. Это самое действительное динамогенное средство, выражаясь языком медицины. И, по моему мнению, действие его на организм человека вполне доступно научному исследованию, вам теперь, конечно, не время заниматься им, а потому я предложу вам другое средство для того, чтобы, как вы говорите, ясно и отчетливо ощутить присутствие в таинствах особой силы, или благодати. Я предлагаю вам наблюдение над собой и над другими, именно над теми, на которых вы уже испытали все способы воздействия в целях их возрождения, над ночлежниками. Вы действовали и проповедью, и примером, и благотворительностью, и пришли к отрицательному результату, а пока учили других, сами стали одной ногой в могилу. Примите теперь мой совет: поставьте себя и своих пасомых под непрерывное действие таинств, и вы получите обратный результат, достижение которого можете проследить разумом.

Укажу и еще факт, где действие благодати доступно наблюдению. Факт этот — освящение воды. Вы служите молебен с водосвятием или совершаете крестный ход на реку. Ничего особенного, кроме обычного молитвенного настроения, вы не ощущаете, и вода тоже остается водой с тем же цветом и вкусом, а между тем результат получается поразительный.

— Какой? — с живейшим интересом спросил отец Герасим.

— Вы разве не обращали внимания? Освященная вода приобретает свойства, великое значение которых мы поймем тогда, когда представим себе наши реки. Во что обратилась в них вода? Города и села спускают в них все свои отбросы и нечистоты; люди и скот, омываясь, очищают свою грязь, омывают часто заразительные раны. Вследствие этого вода в реках кишит болезнетворными всевозможными микробами. И вот, все эти заразительные начала убиваются в воде молитвой и святым крестом. Освященная вода не только обезвреживается, но и приобретает противогнилостные свойства, и кропя этой водой помещения, вы оздоравливаете воздух, производите, так сказать, дезинфекцию. И еще на многое другое можно было бы указать, что может дать человеку возможность принимать христианство не на веру только, но и разумом. Но дело не в этом… Собственно говоря, я даже не понимаю, какие тут препятствия могут быть со стороны разума? Ведь он тут ничего не смыслит. Наши естественные науки — детский лепет деревенского ребенка о своей хате, который скептически относится к рассказам городского дяденьки и считает невозможным существование дворцов, не подозревая, что дворец есть дальнейшее развитие хаты…

И вообще не понимаю я этих толков и споров о противоречии между верой и наукой, между религией и разумом. По недомыслию созданный и искусственно, а отчасти и злонамеренно раздутый вопрос. Наука — это область исследованного и известного, вера — неизвестного и неисследованного. Вот и все. Какое тут может быть противоречие?

Молчал отец Герасим. То, на что указывал ему епископ, было для него ново; на это он действительно не обращал внимания. Так, совершая, например, в числе прочего городского духовенства крестный ход на Иордань, отец Герасим смотрел на это как на символическое действие, установленное в воспоминание крещения Господа Иисуса Христа во Иордане. Да только ли это? Ведь на очень и очень многое смотрел он лишь как на обряды, единственный смысл которых он полагал в возбуждении молитвенного настроения, а во многих действиях и совсем не находил никакого смысла.

Теперь же… теперь… что же теперь?