Архиерей

Та смерть, которую мы видим почти ежедневно, — смерть, начинающаяся болезнями, кладущими человека на смертный одр, и сопровождающаяся предсмертной агонией; смерть мучительная, наводящая на человека страх и ужас, лишающая его самосознания и заставляющая бояться и трепетать приближения смертного часа; смерть, превращающая тело человека в зло–смрадный труп, это — смерть неестественная, ненормальная, неправильная, уродливая, такая, которой не должно было бы быть в мире. На нее ошибочно смотрят как на всеобщий закон природы, закон необходимого разложения составных частей на элементы. Или — переход от одной формы бытия к другой, от жизни с грубым материальным телом к жизни без тела. Переход этот совершенно безболезнен, не предваряется никакой агонией. Человек все время сохраняет полное самосознание. Ясно чувствует, что конец его приближается, но ждет он этого конца не только без страха, с полным спокойствием, но даже с радостью; испытывает чувство, похожее на ту истому, которая наступает после трудового дня, когда начинает сильно клонить ко сну… Разложение тела после такой смерти совсем не такое, какое бывает при смерти неестественной. Там гниение, сопровождающееся известным трупным запахом. Труп в короткий срок превращается в зловонную массу, кишащую червями. Тут эти явления отсутствуют. На теле не появляется трупных пятен. Тяжелого запаха нет, наоборот, иногда сильно слышится ароматный дух. Самый процесс разложения затягивается иногда на сотни лет.

Неестественную смерть человека можно уподобить несозревшему зерну. Оно присыхает к скорлупе, которую приходится отдирать с трудом. Если бы зерно одарено было человеческой способностью чувствования, то оно испытывало бы те же муки, которые переживает человек в минуты отделения души от тела при неестественной смерти.

Смерть естественная похожа на вышелушивание вполне созревшего зерна, которое беспрепятственно отделяется от скорлупы и само спешит упасть в землю.

Христос попрал смерть неестественную, как причину всех мук человека в дальнейшей его жизни. Христианство зовет людей спасаться от этой неестественной смерти, действительно спасает, дает им возможность достигать смерти естественной, то есть свободного и радостного перехода к другой форме бытия, к иной жизни.

И от греха, и от проклятия, и от смерти люди спасаются силой Господа нашего Иисуса Христа. Мы веруем, что этой силой облечена иерархия, и спорим только о том, какая иерархия, старообрядческая или православная. Спорим без конца, без результата. Не сегодня и не вчера начался этот спор. Решим же этот вопрос так, как разрешили спор тех столяров, о которых я упомянул вначале. Теперь мы знаем, от чего спасает людей христианство. Идите же и спасайте людей. Сможете это сделать, значит, и у вас есть сила Божия, и ваша иерархия благодатна. А тогда нам остается только подать друг другу руки, чтобы дружней взяться за совместную работу, за великое дело возрождения и обновления людей. Если не сможете и увидите спасающихся у нас, не упорствуйте: идите к нам… А миссионерские беседы, как не достигающие цели и только развивающие страсть пустого словопрения, я с нынешнего же дня закрываю…

* * *

В каждом языке есть много слов, означающих предметы, которые существовали когда–то, но теперь исчезли, вышли из обихода повседневной жизни. Люди не выбрасывают этих слов из лексикона, сохраняют их как наследство от предшествовавших поколений. Не видя предмета, который обозначало когда–то это, утратившее теперь свой смысл, слово, люди составляют на основании тех или иных данных предположительный образ того предмета, и смотря по тому, как воспроизведен предмет, толкуют слово так или иначе. Но вот, роясь в пыли археологических раскопок, человек находит самый предмет. С недоумением смотрит он на него и невольно восклицает: «Так вот это и есть то самое… а я думал…» И странным кажется человеку, какое, в самом деле, имел он право так думать…

В таком именно недоумении сидели слушатели миссионерской беседы. Владыка давно уже кончил свою речь и сошел с кафедры, а в зале продолжала царить тишина. Никто не пошевельнулся. У всех в голове мелькала одна и та же мысль: «Так вот это и есть то самое… а мы думали…» И все думавшие, вслед за поставленным многоточием, спешили разобраться в своих думах и невольно спрашивали себя, какое в самом деле у них было основание думать не так, а иначе.

Не думали только бывшие ночлежники. Что других приводило в недоумение, то для них было ясно, как Божий день. Владыка кратко сказал то, что пространно толковали им годами. Владыка звал людей на путь, на который они, ночлежники, давно уже вышли. Они спаслись уже из ада, и хотя грех еще не совсем был уничтожен в них, но видели они уже, что пала власть его, слабеет тьма, все видно впереди. Радость наполняет их сердца. И захотелось им поведать свою радость всем.