Архикватор - королевский палач (СИ)

ВТОРАЯ

Мы с минуту молча смотрели друг на друга.

— Какое рабство, если вы открытые, справедливые и демократичные?

— Какие? — смутился парень. — Демократичные — это как?

— Относитесь ко всем как к равным, уважаете право выбора…

— Да, — гордо кивнул он, — мы демократичные к тем, кто полезен сообществу. Но вы, террийцы, бесполезные. В вас совсем нет магии, поэтому мы демократично предоставили вам выбор — пойти в услужение покровителя. Сама Королева показывает всем нам пример своей демократичности — у нее рабынь около десятка.

— О каком выборе идет речь, — прервала я его торжественные речи, — если в итоге все землянки становятся рабынями?

Он хохотнул:

— Никак не привыкну. У нас "землянка" — это ягода, потому мы вас террийцами зовем. Привыкай и переучивайся. У нас нет молний на одеждах, липучки, сотовые, жвачки — это все другой мир. Тебя никто не поймет. Говори так, словно ты совершила скачок в прошлое. Так будет меньше путаницы.

— Я спрашивала про выбор! — напомнила я, возвращая к своему вопросу.

— Выбор, я помню. Раньше всех террийцев умертвляли.

* * *

Он ушел, а я осталась лежать. За окном темнело, в моем сознании тоже. В коме я или под наркозом, но выйти из этого бреда не могу. Видимо меня как следует шандарахнуло. Это если верить словам парня, порожденного моим больным мозгом, потому что есть альтернативные варианты: авария, упал столб, раскатало катком, кто-то сзади ударил битой по голове. Мало ли. Возможно, мама и папа сидят сейчас в реанимации, держат меня за руку и молятся, чтобы я пришла в сознание.

Я пролежала всю ночь не меняя положения, между сном и бредом, между поиском сознания и абсолютным отчаянием. На рассвете мне в голову пришла мысль, принесшая облегчение: я должна умереть здесь. Если я погибну здесь и сейчас, откажусь продолжить это наваждение, то в реальности произойдет… что-то произойдет — или я очнусь, или умру. Зато это состояние будет конечным.

Я встала, оглядела еще раз полупустую комнату и ванную. Подошла к окну, из которого открывался чудесный вид на парк с естественным озером, и окно моё находилось на уровне четвертого этажа. Я оглядела раму, подергала створки, но из трех окон открылось только одно, находящееся в ванной.

Встав на узкий подоконник, посмотрела вниз. Ветер раздувал белый балахон, откидывал спутанные волосы с лица и отговаривал запахом цветущих деревьев, свежестью утреннего тумана и едва уловимым привкусом солнечных лучей. А внизу темнела булыжная дорожка и сырая, еще не согретая солнцем лужайка.

Последний раз взглянула на рассветное небо и прыгнула вниз.

Если бы я не взвизгнула, то вполне возможно лежала бы на булыжниках окончательно мертвая. Но мой визг услышал пробегающий мимо мужчина и щелчком включил левитацию. Я плавно спустилась на дорожку прямо перед ним.

— Я хочу умереть, — успела проговорить, когда он поднес указательный палец к моему лбу и буквально выключил.

* * *

— Бездарный самовлюбленный юнец, — рычал кто-то за дверью, — ты отстранен, пока повторно не пройдешь курс адаптации переселенцев и лично не сдашь мне зачет!

— Господин декан, я был уверен, что она всё приняла. Даже за демократичность нас похвалила! — встрял уже знакомый мне голос Ловца.

— За что похвалила?

— За демократичность. Это одним словом отражает все принципы нашей свободной Лемурии. Я был поражен, когда…

— А я поражен сейчас, — оборвал его мужчина. — Ты специалист по переходу, знаешь насколько тонкая психика у террийцев и судя по услышанному, сломал эту девочку. Отстранен. Я не допускаю тебя до протежирования.

Раздался щелчок и возмущенный голос Ловца:

— Что, опять? В студенты?

— И так будет до тех пор, пока ты не докажешь состоятельность, — припечатал его мужской голос.

Потом дверь открылась, кто-то вошел и всё затихло.

— Откуда у тебя синяки? — спросил меня мужчина, вошедший в комнату.

Я промолчала, притворяясь спящей. Он взял мою руку и приподнял рукав, разглядывая результаты ночных самоистязаний, которые так и не помогли проснуться или убедиться в реальности происходящего.

— Как тебя зовут? — настойчиво продолжил он, а я даже обрадовалась: он первый, кто догадался поинтересоваться.

— У тебя есть имя? — не отставал он.

Я открыла глаза и раздраженно уставилась на него. На рассвете я не особо его разглядела, поэтому только сейчас констатировала, что это мой спаситель и он завораживающе красив. Если бы на земле жили феи, то плод любви феи и восточного шейха выглядел именно так.

— Девочка, ты понимаешь мои слова? Ты можешь назвать свое имя? Как тебя зовут? — мягко спросил он полными четко очерченными губами, и заглянул мне в самую душу медовыми глазами опушенными невероятными "хочу-такие-же" ресницами.

— Динь-Динь, блин, — отозвалась я, чтобы он перестал со мной сюсюкаться, потому что ненавижу слащавых мужчин.

— Хорошо, я запишу тебя на первый курс. Динь-Динь — имя или фамилия?

— Имя.

— Студентка: Блин, Динь-Динь, — продиктовал он, что-то написав в формуляре.

— Нет-нет, — вмешалась я, — без Блин, пожалуйста. Просто имя и фамилия похожи. Динь Динь.