Архипелаг

— Господи, благослови его душу, — только и может прошептать Гэвин.

Глава 20

ОБЪЯТИЯ МОРЯ

На шестой день их догоняет синеногая олуша с подросшим, совершенно обессилившим птенцом. Из последних сил взмахивая крыльями, птицы делают над яхтой круг, садятся на ограждение по правому борту. Что они здесь делают, за четыреста с лишним миль от берега?

Большую часть утра олуши проводят, сидя на перилах и пачкая палубу ядовитым кислотным дерьмом, отодрать которое очень сложно. При виде птиц Сюзи приходит в неистовство, так что Гэвину приходится посадить ее на поводок в кают-компании. Оушен, не веря своим глазам, рассматривает ярко-голубые ноги олуш. Выглядят они так, будто на птицах надеты модные резиновые сапожки или дизайнерские ласты. Птенец, похоже, особенно доволен тем, что ему есть куда присесть. Он неторопливо оглядывается по сторонам, ветер шевелит белый пух, еще сохранившийся кое-где на голове и шее. Оушен рвется обследовать птенца.

— Папа, можно я поглажу птенчика?

— Нельзя. Он же еще совсем маленький, примерно твоего возраста, и он очень устал. Еще бы, столько времени лететь за мамой!

— Они что, потерялись?

— Похоже на то.

— Наверное, они очень рады видеть нас.

— Да уж, это точно.

— А мы куда плывем, папа?

— В страну олухов и олушек.

Оушен разражается смехом.

— Вот увидишь, нам еще встретится немало сумасшедших птиц на Галапагосе.

Оушен кивает, несколько раз произносит «Га-ла-па-гос», заучивая новое слово. До нее наконец-то доходит, что они направляются в волшебное место: столько дней плывут через моря, что же их ждет впереди? А Гэвин заинтриговывает ее все сильнее, ограничиваясь туманным: «Подожди, сама увидишь!»

— Но будет много огромных черепах, — добавляет он загадочным голосом.

— А ящерицы будут?

— Да.

Мама-олуша внезапно срывается с перил, улетает в поисках корма для малыша. Он явно встревожен, боится, что она потеряется в морских просторах, не найдет обратной дороги. Что же, теперь у них есть собственный пассажир. Что бы ни случилось, они обязаны довезти его до места в целости и сохранности.

— Папа, а куда птичка делась? — Оушен тоже начинает беспокоиться.

— Улетела за едой.

— Какой едой?

— За рыбой, наверное.

— А как малыш знает, что мама вернется?

— Ну, потому что… она же всегда возвращается! Она помнит, что оставила птенчика одного, поэтому стремится обратно.

— А вдруг она не найдет яхту?

— У нее острое зрение. Не забывай, что она летает очень высоко, оттуда все видно.

Оушен задумчиво кивает.

— То есть птенчик точно знает, что мама вернется?

— Да.

— Понятно.

Это грустное «понятно» болью отдает в его сердце. Его девочка не жалуется, но ей тоже одиноко без мамы и без маленького брата.

Оушен сощуривает глаза и задает новый вопрос:

— А ведь моя мама не улетела, верно?

— Нет, любовь моя. Она живет недалеко от нашего дома.

— И все время спит?

— Да, и это вполне естественно, всем людям надо спать.

— Я знаю.

— Некоторые животные иногда сворачиваются в клубок во сне, чтобы защититься от врагов.

— Как ежики?

— Точно! Как ежики.

— А вот Фиби не сворачивалась.

— Правда?

— Почему люди приходят и уходят, папа?

— Я не знаю, детка.

Они продолжают свое движение в рассеянной дымке. Он не солгал дочке, они обязательно увидятся с ее мамой. «Она знает, что вы отправились путешествовать», — сказала Джеки. Наверное, Клэр обрадуется, когда они расскажут ей, как далеко забрались, ведь она знает о его мечте побывать на Галапагосе. Но перед глазами вдруг снова вырастает гигантская мутно-коричневая волна, с яростным шумом катящаяся вниз по склону, и кожа мгновенно покрывается мурашками, а дыхание перехватывает. Почему же он вовремя не сорвал их на ноги, не заставил бежать, не перебросил через стену? Неужели он сам виноват в смерти сына? Сейчас ему уже не припомнить подробности, в ушах стоит лишь жуткий грохот, с которым прорвалась стена под напором воды. Но что случилось, то случилось. Бессмысленно в сотый раз перемалывать мучительные воспоминания, заново искать виноватых.

Шесть дней он провел почти без сна. Пока Оушен и Сюзи дрыхли в салоне, ему было не расслабиться — конечно, он позволял себе подремать, но не дольше часа зараз. Сон срубает его обычно с четырех до шести утра. За все время они ни разу не принимали душ, заскорузли, пованивают немытым телом.

Но вот что случается на седьмой день.

Рассвет, спокойное море. Гэвин с чашкой чая в руках и гудящей от недосыпа головой поднимается по трапу в кокпит и сразу чувствует: что-то не так! Спинной мозг подает сигнал: «Опасность!» Он оглядывается по сторонам и вдруг слышит жалобное, отчаянное поскуливание. Сюзи!

Не раздумывая, он бросается на звук: у правого борта болтается Сюзи, запутавшись в защитной сетке, которую он специально установил для ограждения. Ее тело выгнуто, перекручено, наполовину свешивается над морем.

— Господи, что же это! — Гэвин роняет чашку.

Задние лапы запутались в сетке, как будто собака пыталась перелезть через ограждение. Что пришло в собачью голову? Хотела добраться до птенца олуши? Или решила поохотиться за его мамой?

— Сюзи! — кричит он, — держись, моя псинка, держись!