Читаем Архипелаг полностью

В конце концов они уходят с Сан-Кристобаля, бросают якорь у другого острова, Флореана, где пляжи покрыты черным песком. Здесь, в нескольких метрах от воды, стоит знаменитый отель «Уиттмер», построенный в стиле ар-деко. По пляжу разбросаны хижины и экодомики для туристов, а в центре острова — пресное озеро с дождевой водой. Они спускают шлюпку, подплывают к причалу, идут по черному песку вдоль пляжа. Белое солнце жжет спины, раскаленный песок хрустит под ногами как стекловолокно, как черная звездная пыль. Откуда-то сбоку вылезает огромная игуана, неторопливо направляется в их сторону, и оба невольно напрягаются — хотя Сюзи больше с ними нет и сажать на поводок некого, привычка еще осталась.

— Сюзи… — тихо произносит Оушен, как будто пробуя имя на язык.

Рептилия, не обращая на них внимания, топает по своим делам. Гэвин возмущен — ну и нахалка! Собаки на нее нет! Так и хочется затопать ногами или швырнуть в нее палку.

Они выходят на шоссе, чтобы поймать попутку, останавливают направляющийся в горы грузовик, груженный бананами. Когда-то здесь было столько черепах, что приходилось перелезать через них, но человек безжалостно и подчистую уничтожил местную фауну. Охотники за китами называли черепах «живыми консервами» и увозили тысячами, ведь живое мясо не портится! Теперь на Флориане вообще не осталось гигантских черепах. Собранных с окрестных островов восемьдесят с небольшим особей держат в горах, в особом питомнике, огороженном бетонными стенами. По крайней мере, здесь черепахи находятся в безопасности.

Оушен нравятся черепахи, она наклоняется, чтобы получше рассмотреть одну из них. Черепаха напоминает слона, которого втиснули в панцирь и надели антикварный авиаторский шлем; у нее слипаются глаза, будто она страшно устала. Передние лапы покрыты драконьей чешуей, шея и голова словно вылеплены из грязи. Раскосые черные глаза-бусинки полуприкрыты морщинистыми веками.

— Папа, вот это черепаха?

— Да.

— Она меня поцелует?

— Не думаю.

— А я могу ее поцеловать?

— Попробуй.

Оушен наклоняется и пытается поцеловать черепаху в лобик, но та пугается, с шипением втягивает голову под панцирь.

— Папа, она не хочет, чтобы я ее целовала!

— Она немного испугалась. По-моему, черепахи не так любят целоваться, как тюлени, вот она и не поняла, что ты собираешься сделать.

— А можно мне поцеловать панцирь?

— Ага.

Оушен снова наклоняется и в этот раз прикладывается губами к пластинам панциря. Черепаха, спрятавшаяся под собственной крышей, решает на всякий случай притвориться мертвой. Сердце Гэвина трепещет, его снова охватывает чувство одиночества и беззащитности, как будто он только учится ходить.

Другие туристы тоже бродят по этому экзотическому, скрытому в горах то ли питомнику, то ли зоопарку. Они приехали сюда полюбоваться на животных, заглянуть им в глаза, они ищут в этих глазах отражение себя. Но черепахам неинтересны люди, они отдают предпочтение капустным листьям, сочным кактусам и моркови, практически не отвлекаясь на посторонних.

Поодаль у стены сидит пожилой мужчина с серебряными волосами в низко надвинутой на брови морской фуражке. Его молодой спутник, похоже сын, фотографирует черепах. Пожилой говорит, растягивая гласные, с напевным американским акцентом. Ему, видимо, за шестьдесят, сыну около тридцати. Гэвин невольно примеряет на себя его роль: наверное, здорово путешествовать со взрослым сыном, который уважает тебя, во всем пытается подражать. Сам-то он — плохой пример для подражания: в кризисной ситуации хлопнулся в обморок, не спас собаку, привез посмотреть на черепах, которые не хотят целоваться. Он все еще весит слишком много, и его руки до сих пор шелушатся. Что думает о нем его дочь?

Старик кидает взгляд на Гэвина, улыбается ему, как будто приглашает присесть, и Гэвин с благодарностью опускается рядом. Приятно поговорить со взрослым мужчиной, еще и старше себя.

— Это ваша дочурка?

— Да.

— Хорошенькая. Она что, действительно поцеловала черепаху?

— Да.

— Хе-хе-хе. Моему сыну тут очень нравилось.

Почему он говорит о сыне в прошедшем времени? Ведь его сын фотографирует черепах!

— Он раньше часто приезжал сюда, занимался дайвингом. Обожал эти места. Для него это вообще было вроде как духовным домом.

— О, даже так!

— Поэтому мы здесь.

Гэвин не знает, что на это сказать, только поворачивается лицом к старику, чтобы дать тому понять, что слушает.

— Мы приехали сюда, чтобы развеять его прах в море.

— Боже! Мне очень жаль.

— Мы уже сделали это вчера. Он погиб как раз накануне своего дня рождения. Разбился на мопеде.

— Ужасно! Примите мои соболезнования.

— Спасибо. Мы раньше всегда путешествовали втроем. А сейчас нас осталось двое.

— Господи Иисусе…

— Да уж, нелегко это пережить. Нам всем тяжело. Особенно мать сильно расстраивается.

— Будто уснула?

— Да.

Глава 23

МОРСКИЕ СВИНКИ

На остров Санта-Крус, называемый также Индефатигабл, или «Неутомимый», они прибывают в разгар жары. Они путешествуют уже четыре месяца и, в отличие от названия острова, чувствуют себя уставшими до самых костей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее