Архипелаг

— О, и точно! — Он кивает. Неожиданно правильный ответ. Когда это она успела узнать про анчоусы? Про капитана Немо это понятно, но анчоусы? — Рыба? Ты имеешь в виду, большая, как кит?

— Неееет! — кричит дочь, удивляясь его глупости. — Эти рыбки совсем крошечные, как креветки.

— Креветки?

Когда она смеется, ее лицо освещается изнутри. Собака стучит хвостом о пол.

— Оушен, извини, у нас нет анчоусов. И креветок нет и никакой другой рыбы. Но ты должна знать, что анчоусы ужасны на вкус.

— А я очень люблю анчоусы, папа.

— Но ты их ни разу не пробовала!

— Нет, пробовала!

— Ладно, открою тебе тайну, сегодня на ужин твои любимые макароны с сыром и… — он с сомнением смотрит на сосиску, лежащую на линолеуме между собачьих лап, — на десерт мороженое с… горошком! Вот какой сюрприз я тебе приготовил. Я не должен был открывать тайну раньше времени. Это очень секретный рецепт. Теперь иди, не мешай мне готовить.

Ха, он ее перехитрил! Маленькое личико выражает недоумение: она не знает, как реагировать. Возможно, он и сходит с ума, но пока еще в состоянии перехитрить шестилетку, отвлечь от возможной истерики.

— Давай иди уже!

Она поворачивается, и он легонько шлепает ее по попке мухобойкой, полной горелых мух. Дочь бредет обратно в спальню, к своему телевизору.

Вода в кастрюле кипит, он разрывает упаковку и, высыпав в кипяток макароны, ждет, пока они размягчатся, помешивает деревянной шумовкой. Потом откидывает на дуршлаг, сливает воду, перекладывает обратно в кастрюлю. Берет пакетик сухого сырного соуса, вытряхивает содержимое на макароны. Пуф! Серая пудра растекается по горячей поверхности, собирается в плотные комки. Он вливает молоко, добавляет шматок масла, размешивает, раздвигает, встряхивает содержимое кастрюли, и постепенно, как по волшебству, густые сгустки превращаются в легкую, воздушную массу, которая даже пахнет сыром. Ужин готов!

Они вдвоем садятся за стол. Он боится начать разговор: никогда не знаешь, куда может завести самая невинная застольная беседа. Анчоусы, дождь… мамочка. Из кастрюли поднимается сырный дух, горячий, усыпляющий. На столе — плошка с тертым сыром, хлеб, масло. Он накладывает немного макарон на тарелку дочери, ее глаза расширяются при виде липкой крахмалистой массы.

— Мм, смотри, как вкусно, — говорит он вполне искренне. Посыпает макароны тертым сыром и подвигает к ней.

Она держит свою вилку наперевес, как трезубец, зачарованно вглядывается в тарелку, глубоко вдыхая сырный запах. Когда-нибудь она так и заснет, упав лицом в свои макароны.

— Мм, как вкусно, — повторяет Гэвин, накладывает себе тройную порцию, бросает сверху пригоршню сыра.

Они ритмично жуют, урча от удовольствия. Оушен с шумом втягивает в рот целую макаронину, затем выдувает ее прямо на стол. Отец не делает ей замечаний; ковыряется в тарелке, то и дело проверяет сердце, жует медленно, стараясь не давать большой воли мыслям.

В особенности ему не хочется думать о работе: завтра понедельник, придется тащиться в офис. Они сидят дома уже двенадцать дней. Двенадцать дней в этих розовых стенах. Завтра наступит тринадцатый. Когда он думает об офисе, в голове становится пусто. Он не может воскресить в памяти лица сотрудников, список самых важных дел, даже миссис Сайрус, бессменную секретаршу, не помнит. Куда исчезла эта часть его жизни? Он — руководитель крупной компании, но сейчас ему кажется, все это было миллион лет назад. В голове пустота, в желудке ноющая боль.

— Папа, можно мне пойти полежать?

— Да, детка.

— Ты посмотришь со мной телик?

— Конечно.

Он складывает тарелки в забитую грязной посудой раковину, громко рыгает. Собака сидит, прислонившись к кухонной стене. Он наклоняется, чешет ей за ушами, она прижимает голову к его руке. Чорх, чорх.

— Хорошая девочка.

Она поднимает голову: горбатый римский нос бультерьера с розовым участком, похожим на шелковую балетную туфельку, кончик холодный, мокрый, приятный на ощупь. Так хочется опуститься на пол, обнять свою милую, прижаться к ней. Но он пересиливает себя:

— Пойдем, Сюзи, посмотрим телик.

Собака поднимается, и он гладит ее по спине. Задрав хвост, она топает за ним, запрыгивает на широкую кровать. Втроем они устраивают подобие птичьего гнезда: простыни по кругу сбиты в валики, пахнут грязными ногами и собачьей шерстью. По каналу «Дискавери» показывают крокодилов в местечке Какаду, в Австралии. Глаза Оушен прикованы к экрану. Она лежит поперек его широкой груди, собака пристроилась на ее ногах. Он пытается сфокусироваться на происходящем действии, но голова немедленно тяжелеет. Крокодилы, мутный ручей, смотрящие из-под воды желтые глаза…

Гэвин засыпает мгновенно, не стараясь бороться со сном, он уже привык заканчивать дни именно так: с дочкой, обернутой вокруг него, как полотенце, хотя в глубине души он знает, что все наоборот — это он прижимается к ее телу в поисках защиты.

* * *