Архипелаг

— Из-за наводнения моя мама потерялась, — начинает она. Видимо, она уже придумала свою легенду, ей надо произнести ее вслух. У Гэвина начинает щипать в глазах. — Она стала русалкой. Теперь она живет с моей бабушкой Джеки, той бабушкой, которая ее мама. Это случилось, когда умер мой братик. Она ждет, когда он вернется домой. Она ждет нас в Тринидаде. Она вяжет братику носки, поет песни и каждый день плавает в бассейне у бабушки Джеки, потому что превратилась в русалку. Мы пошли в море на яхте, чтобы ее найти.

— Оушен, — шепчет он, — довольно, милая. Хватит.

Он смотрит на Лулу и одними губами произносит «Простите!», но Лулу качает головой.

Чарльз поднимает очки на лоб, и они все смотрят на него.

— Мой брат тоже погиб, — говорит Чарльз, обращаясь к Оушен. — Неудачно нырнул. Это случилось много лет назад. Он тоже стал русалкой.

— Правда?

— Да, и я знаю, что он плывет рядом каждый раз, когда выхожу в море.

— И я! — Оушен оживляется. — Мой братик тоже рядом, он плавает вместе со мной.

— Да, я тебя хорошо понимаю, — кивает головой Чарльз.

— Иди сюда, ду-ду. — Гэвин крепко прижимает дочь к себе.

Она послушно дает себя обнять, но смотрит на Чарльза. Девочка рада, что рассказала им о себе и что такой большой взрослый дядя с ней согласился. Гэвин уверен, что Клэр тоже понравилась бы такая версия событий.

Они подходят к острову.

— Ну а теперь кто хочет посмотреть на черепах? — спрашивает Лулу.

— Я! — кричит Оушен.

— И я! — поддерживает ее Гэвин.

Через несколько минут все уже экипированы и барахтаются в воде. Сейчас ранний вечер, на рифе не так много рыб, и море кажется более просторным. Лулу ныряет в глубину, показывает рукой — вначале они ничего не видят, но затем, приглядевшись, замечают небольшую коричневую черепаху, спрятавшуюся в кораллах. Голова у нее желтовато-коричневая, похожая на булыжник. Черепаха выбирается из своей пещерки и, неторопливо шевеля ластами, проплывает мимо них, как большое летающее блюдце.

Весь следующий час они плавают с черепахами — тех штук двадцать, а может быть, тридцать. В это время суток они любят прогуливаться на глубине. И снова Гэвина поражает, как море ставит все с ног на голову: с яхты оно выглядит как зыбкая земля, а снизу из-под воды — как голубое небо, наполненное нежными черноглазыми рептилиями, безмолвно помахивающими плавниками-крыльями.

Глава 9 «КУДРЯВЫЕ КИСКИ»

Целых две недели они проводят на Бонэйре — бɔˈпɛ:rə означает «низкая страна».

Они с Оушен путешествуют, забираются высоко в горы, паркуют машину там, где отмеченные желтым камни обещают хороший вид, любуются на море. А днем плавают на рифе, ныряют в разных точках западного побережья. Во время купания они обычно оставляют Сюзи на пляже.

Под водой перед ними открываются целые коралловые города, богато украшенные фасады, принадлежащие ancien régime — старому режиму. Пряничные домики, свисающее с резных балкончиков белоснежное кружево; купольные башни, шпили, причудливые виньетки, которые и сегодня можно найти в домах Вест-Индии, где до сих пор сохранились стили барокко и рококо. Все эти постройки выполнены самой природой из кораллов, от них слезятся глаза, потому что кораллы действуют на оптический нерв своими флуоресцентными охристыми и пурпурными окрасками.

— Папа, а знаешь что? — говорит Оушен однажды по дороге домой.

— Что?

— Жизнь-то налаживается!

Гэвин смеется:

— Я рад.

— А у тебя жизнь налаживается?

— Да.

— Я люблю рыбок, — говорит она.

— И я тоже.

— Они же как люди.

— Правда?

— Да. Они вечно спешат по своим делам. И они такие милые.

— Ну а еще почему?

— Они живут в воде.

— И?

— И никогда не утонут в ней.

— О, я как-то не думал об этом.

Оушен смотрит в окно, довольная. Кажется, она постепенно примиряется с наводнением, начинает получать удовольствие от этого путешествия. Но Гэвину все равно не по себе: она еще очень мала, его дочка, совсем крошка. А волна была слишком большой.

Они едут на север, приезжают в старинный городок Ринкон, где когда-то жили рабы. Сегодня здесь открыт уличный базар. Гэвин покупает венесуэльский пирог из кукурузной муки — такие продают и у них в Тринидаде, — и еще они осматривают огромный черный голландский байк, выставленный на продажу.

Дальше к северу пейзаж меняется, земля становится бугристой, как будто остров выталкивает вверх огромные куски горной породы, образующей неровные террасы и скалы, где полно пещер летучих мышей. По обочинам высятся трезубцы и свечки кактусов, в зарослях клещевины — из ее семян делают касторовое масло — пасутся дикие козы. Иногда на земле шевелится огромный серый хвост: это папа-игуан уползает в подлесок.

— А почему земля такая неровная? — Оушен смотрит на вывернутую в небо скалу, как будто пытающуюся сделать рывок вверх.

— Иногда земля двигается, — объясняет Гэвин.

Ему не хочется рассказывать ей о землетрясениях.

— Как корочка на мамином пироге, — замечает она.

— Действительно похоже.

— Это из-за землетрясения?

Гэвин притормаживает, бросает на дочь косой взгляд.

— Просто иногда земля начинает смеяться, — говорит он.

— Смеяться?