Архипелаг двух морей

Трудно найти двух более разных людей. Дядя Коля к своему занятию относится, как к привычной повседневной работе — без эмоций, по крайней мере, внешних. Дяде Коле шестьдесят пять лет. До пятидесяти он жил спокойно на материке, вырастил детей (старший сын — офицер Советской Армии), в пятьдесят подался на Север с целью подзаработать на старость, а оказалось, что начал новую жизнь. Взял с собой на сезон в напарницы молодую якутку — дочку знакомого охотника, и сам не заметил, как сложилась семья: сыну уже четырнадцать набежало. Связь с первой семьей давно оборвалась, неизвестно даже, оформила жена развод или нет. При посторонних дядя Коля демонстрирует слегка ироническое отношение к новой своей семье, но видно, что любит и жену, и ребятишек.

Года два или три назад, в голодную, снежную зиму, три белых медведя взяли дядю Колю в кольцо прямо у самого зимовья, причем один перекрыл доступ к двери, и, если бы не жена, шедшая на лыжах сзади, неизвестно, чем бы это все кончилось. Дядя Коля не любит рассказывать про это. Он вообще немногословен в отличие от Геры Шарикова.

А Гера — представитель «романтической школы». Рассказы об охотнике Гере с Котельного я слышал задолго до того, как попал на острова. Он не то демобилизованный офицер, не то бывший летчик гражданской авиации, добровольно обрекший себя на многолетнее одиночество. Гера все умеет: он и радист, и механик. Восстановил списанный и брошенный какой-то экспедицией вездеход и теперь ездит по островам на собственном гусеничном транспорте. Стоя в качающейся на волнах лодке, Гера за пятьдесят метров попадает из мелкокалиберной винтовки в утку, также качающуюся на волнах. Наконец, Гера не знает несчастливых сезонов, песец сам идет в его ловушки.

Когда Гера Шариков впервые появился в нашем лагере, на нем была куртка-«канадка», испачканная настолько, что ее изначальный цвет невозможно было узнать, а из-под куртки виднелся роскошный мохеровый свитер.

— Зачем вы привезли столько геологов? — сказал он мне, знакомясь. — Отправьте их в Ленинград! Спросите меня, и я вам все покажу. Завтра и поедем!

Себя он в разговоре иногда называл траппером, а дикого оленя — карибу.

Позже, когда мы узнали его лучше, он оказался добрым парнем, готовым бескорыстно прийти на помощь. Ну, скажем, не совсем бескорыстно, а за похвалу или за возможность похвастаться. Ему действительно везло, но это была невезуха» игрока, а удачливость мастера, знающего свое дело и не боящегося работы. («Парню», впрочем, порядочно уже было за сорок.)

В тот сезон Гера действительно снова поехал на Фаддеевский, взяв в напарники новичка, только что демобилизованного солдата. Зимой напарник — «ассистент», по выражению Геры, — отморозил пальцы на ноге. Началась гангрена. Добраться до людей не было возможности, и Гера, остро отточив топор и напоив напарника до потери сознания специально изготовленной брагой, благополучно отрубил три пальца (оперировал, как выразился Гера, под общим наркозом). Сейчас «ассистент», почти двухметровый парень с детским, простоватым лицом, ходит за Герой, как собачка. На нашем прощальном ужине, я заметил, он потянулся за стаканом.

— Стоп! — тихо сказал Гера. — Разве я не говорил тебе, что алкоголь — враг спортсмена?

Осенью, встретившись с Герой на Балыктахе, в самом рыбном месте, мы, наконец, увидели его знаменитый вездеход. Это было древнее сооружение, чуть ли не связанное веревочками. Я пошутил, что Гера, возможно, единственный владелец личного грузового транспорта в Советском Союзе.

— Я его и не покупал, — ответил Гера. — Я горелую коробку в тундре нашел, полгода окалину шкрябал, потом два лета детали по свалкам искал, в керосине отмачивал, пилил, точил…

Николай Васильевич Пинегин писал: «…необходимость быть готовым к чрезвычайным лишениям и трудностям, непрерывной, день за днем, без малейшего отдыха, работе, в результате чего промыслы на островах поставлены в условия пополнения кадров не людьми средней силы и работоспособности, но отмеченными или особенной настойчивостью, или склонностью к кочевой, полной увлекательности и опасностей жизни». С известными оговорками такое положение сохранилось и теперь. Рискуя прослыть консерватором, я выскажу мнение: не нужно спешить с оснащением промысловиков современными техническими средствами. Их работа тяжела? Но ведь никто не заставляет становиться охотником, это занятие вполне добровольное. «Охотников много просится на острова, — говорит дядя Коля. — Но собак нет, разучились собак воспитывать. Без собаки — ни охотиться, ни прожить». Крайне необходимо создавать средства, обеспечивающие безопасность труда охотника и облегчающие его быт. Но, если предоставить любому желающему эффективное механическое устройство, способное функционально заменить ездовую собаку, очень скоро промышлять на Новосибирских островах станет нечего.

«Наблюдения над развитием органической жизни в северных краях представляют существеннейшее значение для естественных наук»