Архипелаг двух морей

Ах, как мы поторопились истратить свои пленки! Животные подплывали парами и группами. Моржи медленно переворачивались через голову, демонстрируя нам длинную округлую спину, а затем розовые задние ласты с собранными вместе пальцами; некоторые терлись мордами, словно целуясь. Отдельные группы плавно барахтались, подныривая друг под друга и одновременно переворачиваясь вокруг своей оси. Среди шуршащих льдин в зеленой воде с минусовой температурой моржи наслаждались, выгибаясь от удовольствия.

Ричард Перри в книге «Мир моржа» пишет, что даже в наш век оскудения среды можно встретить стадо моржей в тысячу особей. Мы же наблюдали штук двадцать - тридцать (точно сосчитать было невозможно, так как животные все время находились в движении), но мне это количество показалось огромным. Потом моржи стали исчезать из поля зрения, их становилось все меньше, и мы снова стали работать на обнажении, а когда сели пообедать, ни одной головы не чернело в волнах.

Здесь же, на мысе Северном, были построены когда-то давно - во времена Э. В. Толля или раньше - ловушки на белого медведя. Медведи не нападают на моржей, но часто дежурят около лежбищ, ожидая, пока напуганное чем-нибудь стадо не обратится в бегство к воде: моржи в такой ситуации иногда могут задавить детеныша. Медведи ждали такого случая. А люди в свою очередь настраивали орудия лова на медведей. Они не хотели вступать в прямое единоборство со зверем, они боялись медведя даже мертвого. (М. И. Бруснев писал в «Отчете начальника экспедиции на Новосибирские острова для оказания помощи барону Толлю», что якуты-промышленники тушу убитого медведя разрубают на куски и каждый кусок закапывают в землю порознь, сердце режут на четыре части, глаза выкалывают... Это была своего рода «техника безопасности», предупредительные меры, чтобы зверь не мог встать, прийти и отомстить. Люди строили ловушки в виде небольших, по размеру медведя, избушек, кое-где изнутри обитых жестью. Тяжелая клиновидная дверь была подвешена через блок. Если дернуть за приманку, дверь падает, заклинивается намертво. Сейчас ловушками давно не пользуются по прямому назначению, но, случается, кто-то проходящий мимо заходит внутрь, чтобы погреться, укрывшись от ветра. В одиночку, без товарища, нужно быть очень осторожным. Захлопнется - не вылезешь...

После обеда мы решили осмотреть самую северную оконечность мыса, обращенную к скале Бастын-Таас. Берегом сюда было не пройти, скала не пропускала, и мы поднялись на ровный, обдутый ветрами водораздел. Почти на самом краю берегового острова мы увидели еще одно создание человеческих рук, назначения которого я в первый момент не понял. Это был ворот. Его массивное тело стояло вертикально, а длинные дубовые спицы напоминали рулевое колесо парусника. Каната не было, и все сооружение производило впечатление мощи и одновременно ветхости, заброшенности. «Природа, - писал Генри Райдер Хаггард, много путешествовавший по Африке, - никогда не кажется печальной там, где ее не касалась рука человека: она только вызывает чувство одиночества. Но если человек прошел по местности, а потом покинул ее, она внушает глубокую грусть».

Не дойдя нескольких шагов до «края земли», до обрыва, ограничивающего остров с севера, и еще ничего не видя внизу, мы услышали оттуда странные звуки: как бы многоголосый храп и сопение. Мы посмотрели вниз. У подножия берегового склона располагалась крохотная, протяженностью не более тридцати - сорока шагов и шириной шагов в десять, более или менее ровная площадка, ограниченная справа и слева непроходимыми скалами. И на этой площадке лежало целое скопление огромных светло-коричневых сигарообразных тел.

Моржи крепко спят

- Мертвый час, - сказал Леонид. - Послеобеденный отдых. А я-то думаю, куда это они все по пропадали?