Архипелаг двух морей

Об истории песцового промысла на Новосибирских островах почти не осталось письменных свидетельств - дело велось не то чтобы тайно, но без должного учета. Готовясь в 1927 году к экспедиции на остров Большой Ляховский, Н. В. Пинегин собрал все имеющиеся как литературные, так и опросные сведения, причем не только в центре, но и в Якутске, и в Булуне на Лене. Но, только прибыв на острова, он совершенно неожиданно увидел, что там постоянно обитает целый коллектив промысловиков. Н. В. Пинегин сетовал, что, не зная масштабов промысла, он не включил в состав своей экспедиции экономиста. Впрочем, сам Пинегин оставил нам блестящий очерк «Материалы для экономического обследования Новосибирских островов», ставший единственным источником информации об организации промысла и быте промысловиков.

Охотники, промышляющие на островах сегодня, почти ничего не знают о своих предшественниках, хотя с успехом переняли у них технологию дела.

Песцовый промысел на Новосибирских островах всерьез начался только в нашем столетии, как следствие резкого роста спроса и цен на меха. Сохранился текст квитанции, датированной 1845 годом: приемная цена белого песца была от сорока восьми копеек до одного рубля. В 1911 -1912 годах песец шел в северных местностях Якутии по восемь - пятнадцать рублей, в Якутске - до двадцати четырех рублей за шкурку. В 1929 году, по данным Н. В. Пинегина, Усть-Янская фактория оценивала первый сорт в сорок пять рублей, третий - в двадцать семь. Сейчас хорошие песцы сдаются охотниками по пятьдесят - восемьдесят рублей и дороже. (Понятно, что рубли разные, тем не менее, тенденция очевидна.) Итак, подъем цен на песцовые шкурки на мировом рынке привлек на Север из центральных и южных районов Якутии энергичных и умелых людей.

Дойдя до побережья Ледовитого океана, пришельцы убеждались, что все угодья здесь прочно заняты жителями Усть-Янска, давнего центра освоения прилегающих районов. Новые люди не стали вступать в конфликт со старожилами, а подались на Новосибирские острова. Не многие промысловики остались на островах, но те, кому удалось приспособиться к их специфическим условиям, были вознаграждены по-царски: здесь был лучший песец - «головка», пасти были уловистее, чем на материке, а сезон, в течение которого шкурка отвечала кондиции, - почти на два месяца длиннее. Новые люди, свободные от груза традиций, среди которых всегда есть негативные, внесли в промысел творческую жилку и сделали его более динамичным.

В годы работы Н. В. Пинегина и М. М. Ермолаева на Новосибирских островах промышляло от двадцати пяти до сорока пяти человек, почти все - якуты, кроме одного русского и трех тунгусов. Многие охотники провели на островах по пять - десять, а один - девятнадцать сезонов. Некоторые из них видели Э. В. Толля и его спутников.

Работали артелями по три - пять человек. Если снаряжение закупалось вскладчину, то и добыча делилась поровну. Если же финансировал промысел один из членов артели, то он получал половину всей добычи, а вторая половина распределялась между остальными. (Интересно, что в этом случае «хозяин» не обязательно был руководителем артели во время промысла - старшину выбирали не по материальному состоянию, а по опыту и авторитету.) Случалось, что «хозяин» сам не выезжал с материка, а либо присылал вместо себя человека, либо никого не присылал. И на все эти варианты была выработана и принята всеми сложная система взаиморасчетов при распределении добытого.

На островах действовали стихийно сложившиеся разумные для данной ситуации законы. «Высшим органом» было общее собрание промысловиков, а исполнительную власть вершил «тойон» (в переводе с якутского - князь, или начальник), избиравшийся общим собранием на неопределенный срок, пока народ не пожелает его переизбрать. Все недвижимое имущество - избы, пасти, погреба, утварь домов - считалось общим достоянием коллектива островников независимо от того, кто и когда их строил. (На материке же в те времена пасти и все прочее считалось семейной или родовой собственностью. Поэтому кулаки могли скупать или арендовать пасти у своих неимущих соплеменников, не имеющих ни собак, ни оленей для обслуживания пастей, в результате чего в одних руках концентрировалось до шестисот - семисот ловушек.) Распределение промысловых участков и угодий для охоты на оленей между артелями производилось весной на общем собрании островников, на каждую артель приходилось от двухсот до пятисот пастей в зависимости от того, сколько желающих промышлять было в этом году.

Ловушки настораживались в середине октября и проверялись четырежды: в первой половине ноября, в середине декабря, в середине марта и в конце мая. При последнем осмотре пасти «разряжались» на лето. Большие интервалы между осмотрами вызывались необходимостью два раза в год выезжать в Казачье для сдачи продукции и пополнения запасов.