Архипелаг Грез

Со временем катарийцы убрали большую часть экранов, и взорам открылась новая, перестроенная согласно вкусам поселенцев деревня. Постепенно поселение разрасталось и заняло отведенную им территорию целиком. Издалека нынешний лагерь беженцев не кажется чем-то из ряда вон выходящим, однако надо учитывать и скудный ландшафт, и нехватку хороших строительных материалов. Главное, что их по-прежнему отличало, – нежелание идти на контакт и то, что отдельные участки лагеря скрыты от постороннего взгляда высокими полотняными экранами.

Ордиер очнулся, неожиданно услышав прозвучавший посреди несмолкаемого спора вопрос Пэррена, явно адресованный ему:

– То есть, если подняться на скалу возле вашего дома, можно увидеть катарийских стражей?

– Вполне, – ответила Дженесса, видимо, понимая, что Иван погрузился в свои мысли.

– Позвольте, но зачем катарийцам подниматься в горы? Я думал, они вообще не выходят из лагеря.

– Долина полностью в их распоряжении, – пояснила Дженесса. – Они возделывают тамошние земли.

– А-а, выращивают себе пропитание.

– Нет, – возразила она. – Они выращивают розы. Те самые, катарийские.

– Ну, тогда мы сможем за этим понаблюдать! – Пэррен довольно потирал руки.

Дженесса кинула на Ордиера умоляющий взгляд, тот с деланой невозмутимостью посмотрел в ответ. Он сидел, опустив локти на стол и сцепив перед собой руки, и пытался сохранять внешнюю невозмутимость. Перед поездкой на квартиру Дженессы Ордиер успел принять душ, но от кожи по-прежнему доносился легчайший аромат катарийских роз. Теперь же, переглядываясь с ней, он пребывал в сладкой истоме, навеянной чудным запахом.

Джейси-Джей Пэррен с женой остановились в гостинице неподалеку от пристани. С утра Дженесса пошла их проведать, а Ордиер направился по своим делам. Проведя страстную ночь и расслабленные после хорошего эмоционального всплеска, они вместе вышли из квартиры и в обнимку дошли до его машины.

Ордиер неторопливо ехал домой, предаваясь воспоминаниям о прошедшей ночи. Скрытая ниша в стене башни уже не казалась ему столь манящей, просто хотелось узнать, что удастся увидеть еще. Разговоры о катарийцах пробудили в нем живой интерес. Когда все только начиналось, он оправдывал себя тем, что подсмотренное – лишь случайность, фрагмент, а потому не представляет особой ценности. Но проходили недели, и он все больше узнавал о загадочном племени. Более того, ему уже казалось, что их связывает некая общая тайна и надо держать рот на замке.

Подъехав к дому и припарковав машину, Ордиер придумал еще одно удобное оправдание своему безмолвию относительно катарийцев. Ему просто не понравились ни Пэррен, ни его жена. Не хотелось воодушевлять антрополога на дальнейшие действия. Вскоре напор профессора уступит соблазнительной неге местной жизни, он обмякнет и изменится сам по себе, но до той поры будет действовать на Дженессу как раздражитель, без конца побуждать ее к деятельности, и та с новым рвением примется настырно влезать в жизнь катарийцев.

За ночь в закрытом доме скопилась духота. Ордиер прошелся по комнатам, открывая окна и распахивая ставни. Потянуло свежим ветерком из заросшего сада – все лето не доходили руки навести в нем порядок. Разрослись цветы, кустарники колыхали разлапистыми ветками. Глядя на них, Ордиер пытался собраться с мыслями.

Понятно, что проблема надуманная и не стоит выеденного яйца: достаточно один раз сказать себе «нет» и больше не подниматься на эту проклятую постройку. Забыть о катарийцах и жить своей жизнью, как было до этого долгого экваториального лета. На самом же деле он мыслил так, как рассуждает любой человек, страдающий пагубным пристрастием: если только захочу, брошу хоть завтра. Та ниша в стене буквально довлела над ним, неумолимо притягивая к себе. Во время вчерашнего разговора лишний раз всколыхнулись воспоминания о загадочных и волнующих подробностях происходящего в катарийском лагере.

Да, не случайно романтические и эротические влияния катарийцев обнаруживаются в произведениях великих композиторов, философов, писателей и художников. Неспроста северян так увлекала загадочность этого племени, что люди грезили наяву и слагали легенды. И речь не обязательно идет о высоком искусстве; и в граффити на стенах бедняцких трущоб, и в непотребной книжонке, порнографии низшего пошиба – везде прослеживалась катарийская мифология.

Добровольный отказ от походов к башне стал сущей пыткой. Ордиер попытался хоть чем-то себя занять: поплавал в бассейне, разложил по полкам давным-давно прибывшие и благополучно забытые книги с материка, но к полудню обычное любопытство превратилось в ноющий голод. Он подхватил свой извечный бинокль и полез на скалистый обрыв.

В его отсутствие в нишу нанесло лепестков. Ордиер тщательно выгреб их пальцами из расщелины, приставил к глазам бинокль и подался вперед. Легонько царапнули по камню железные козырьки прибора. Наблюдатель сместился, ступив на едва заметный выступ в стене.