Архипелаг ГУЛАГ

Но, мне кажется, Закон перешагнул уже через людей, люди отстали в жестокости. И пора эту пословицу вывернуть: не бойся судьи – бойся закона.

Абакумовского, конечно.

Вот они выходят на трибуну, обсуждая «Ивана Денисовича». Вот они обрадованно говорят, что книга эта облегчила их совесть (так и говорят…). Признают, что я дал картину ещё очень смягчённую, что каждый из них знает более тяжёлые лагеря. (Так – ведали?..) Из семидесяти человек, сидящих по подкове, несколько выступающих оказываются сведущими в литературе, даже читателями «Нового мира», они жаждут реформ, живо судят о наших общественных язвах, о запущенности деревни…

Я сижу и думаю: если первая крохотная капля правды разорвалась как психологическая бомба – что же будет в нашей стране, когда Правда обрушится водопадами?

А – обрушится, ведь не миновать.

Глава 8 Закон-ребёнок

Мы всё забываем… – «Внесудебная расправа» ЧК. – Чекистские цифры расстрелянных сравнительно с прежними русскими. – Суды после Октября. – Сходство народных судов и Революционных Трибуналов. – Железнодорожные трибуналы, трибуналы ВОХРы. – Основание Революционных Военных Трибуналов и принципы их действия. – Расстрельные цифры 1920 года. – Трибуналы как боевые отряды. – Когда отпадает смысл апелляционного права. – Живые места тех лет. – Крестьянские восстания. – Рязанский Трибунал судит толстовца. – Книга речей Крыленко. – Общие задачи советского суда. – Дело «Русских Ведомостей». – Дело трёх следователей московского Ревтрибунала. – Дело Косырева. – Неприятности у ЧК в феврале 1919. – Процесс церковных деятелей (Самарин и др.). – Звенигородский набат. – Церковные процессы в провинции, удары по храмам и монастырям. – Циркуляр 1920 года о ликвидации мощей. – Большевицкая постановка вопроса об интеллигенции. – Процесс «Тактического центра». – Истинная история его. – «Таганцевское дело».

Мы – всё забываем. Мы помним не быль, не историю – а только тот штампованный пунктир, который и хотели в нашей памяти пробить непрестанным долблением.

Я не знаю, свойство ли это всего человечества, но нашего народа – да. Обидное свойство. Может быть, оно и от доброты, а – обидное. Оно отдаёт нас добычею лжецам.

Так, если не надо, чтоб мы помнили даже гласные судебные процессы, – то мы их и не помним. Вслух делалось, в газетах писалось, но не вдолбили нам ямкой в мозгу – и мы не помним. (Ямка в мозгу лишь от того, что каждый день по радио.) Не о молодёжи говорю, она конечно не знает, но – о современниках тех процессов. Попросите среднего человека перечислить, какие были громкие гласные суды, – вспомнит бухаринский, зиновьевский. Ещё, поднаморщась, – Промпартию. Всё, больше не было гласных процессов.

Что ж сказать тогда о негласных?.. Уже в 1918 сколько барабанило трибуналов! – когда не было ещё ни законов, ни кодексов и сверяться могли судьи только с нуждами рабоче-крестьянской власти. Их подробная история ещё когда-нибудь кем-нибудь напишется ли?

Однако без малого обзора нам не обойтись. Какие-то обугленные развалины мы всё ж обязаны расщупать и в том утреннем розовом нежном тумане.

В те динамичные годы не ржавели в ножнах сабли войны, но и не пристывали к кобурам револьверы кары. Это позже придумали прятать расстрелы в ночах, в подвалах и стрелять в затылок. А в 1918 известный рязанский чекист Стельмах расстреливал днём, во дворе, и так, что ожидающие смертники могли наблюдать из тюремных окон.

Был официальный термин тогда: внесудебная расправа. Не потому, что не было ещё судов, а потому, что была ЧК.