Архипелаг ГУЛАГ

По этому мы только и догадались о конце войны.

Вечером отхлопали ещё один салют в тридцать залпов. Невзятых столиц больше не оставалось. И в тот же вечер ударили ещё салют – кажется, в сорок залпов, – это уж был конец концов.

Поверх намордника нашего окна и других камер Лубянки, и всех окон московских тюрем, смотрели и мы, бывшие пленники и бывшие фронтовики, на расписанное фейерверками, перерезанное лучами московское небо.

Борис Гаммеров – молоденький противотанкист, уже демобилизованный по инвалидности (неизлечимое ранение лёгкого), уже посаженный со студенческой компанией, сидел этот вечер в многолюдной бутырской камере, где половина была пленников и фронтовиков. Последний этот салют он описал в скупом восьмистишьи, в самых обыденных строках: как уже легли на нарах, накрывшись шинелями; как проснулись от шума; приподняли головы, сощурились на намордник: а, салют; легли

И снова укрылись шинелями.

Теми самыми шинелями – в глине траншей, в пепле костров, в рвани от немецких осколков.

Не для нас была та Победа. Не для нас – та весна.

Глава 6 Та весна

Русские пленники, ровесники Октября. – Как они возвращались. – Что пережили. – Родина изменила им трижды. – Как мы поддаёмся предвзятому. – Откуда столько изменников? – Непризнание плена. – Выходы военнопленного. – Шпионы на час. – Наказание самым верным. – Проверочно-фильтрационные лагеря. – «Эх, если б я знал!»

Биография генерала А. А. Власова. – Добровольные противосоветские формирования первых лет войны. – Боязнь Гитлера создать русские вооружённые силы. – Агитационные поездки Власова. – Просоюзнические надежды власовцев. – Боевые эпизоды власовцев. – Всадник гонит пленника. – Судьба бригады из Локтя Брянского. – Согласие на русские дивизии осенью 1944. – Комитет Освобождения Народов России, пражский манифест. – Первые и последние действия 1-й и 2-й русских дивизий. – Непонимание Запада. – Тщетная капитуляция. – Судьба остатков. – Выдача казаков Англией. – Рузвельт и Черчилль?.. – Английские концлагеря. – Общее о власовцах.

Судьбы русской эмиграции. – Как их принимала родина. – Как выворачивали Уголовный кодекс при обвинении их. – Полковник Ясевич. – Игорь Тронько, моё поколение в эмиграции.

Тюремная легенда об Алтае. – Ожидания амнистии в ту весну. – За приговорами на бутырский вокзал.

В июне 1945 года каждое утро и каждый вечер в окна Бутырской тюрьмы доносились медные звуки оркестров откуда-то изнедалека – с Лесной улицы или с Новослободской. Это были всё марши, их начинали заново и заново.

А мы стояли у распахнутых, но непротягиваемых окон тюрьмы за мутно-зелёными намордниками из стеклоарматуры и слушали. Маршировали то воинские части? или трудящиеся с удовольствием отдавали шагистике нерабочее время? – мы не знали, но слух уже пробрался и к нам, что готовятся к большому параду Победы, назначенному на Красной площади на июньское воскресенье – четвёртую годовщину начала войны.

Камням, которые легли в фундамент, кряхтеть и вдавливаться, не им увенчивать здание. Но даже почётно лежать в фундаменте отказано было тем, кто, безсмысленно покинутый, обречённым лбом и обречёнными рёбрами принял первые удары этой войны, отвратив победу чужую.

Что изменнику блаженства звуки?..

Та весна 45-го года в наших тюрьмах была по преимуществу весна русских пленников. Они шли через тюрьмы Союза необозримыми плотными серыми косяками, как океанская сельдь. Первым углом такого косяка явился мне Юрий Евтухович. А теперь я весь, со всех сторон был охвачен их слитным, уверенным движением, будто знающим своё предначертание.