Архипелаг ГУЛаг

* * *

В тысяча девятьсот шестнадцатом году в дом московского паровозного машиниста Белова вошел незнакомый дородный старик с русой бородой, сказал набожной жене машиниста: "Пелагея! У тебя - годовалый сын. Береги его для Господа. Будет час - я приду опять". И ушел. Кто был тот старик - не знала Пелагея, но так внятно и грозно он сказал, что слова его подчинили материнское сердце. И пуще глаза берегла она этого ребенка. Виктор рос тихим, послушливым, набожным, часто бывали ему видения ангелов и Богородицы. Потом реже. Старик больше не являлся. Обучился Виктор шоферскому делу, в 1936 году взяли его в армию, завезли в Биробиджан, и был он там в автороте. Совсем он не был развязен, но может этой-то нешоферской тихостью и кротостью приворожил девушку из вольнонаемных и закрыл путь своему командиру взвода, добивавшемуся той девушки. В это время на маневры к ним приехал маршал Блюхер, и тут его личный шофер тяжело заболел. Блюхер приказал командиру автороты прислать ему лучшего в роте шофера, командир роты вызвал командира взвода, а уж тот сразу смекнул спихнуть маршалу своего соперника Белова. (В армии часто так: выдвигается не тот, кто достоин, а от кого надо избавиться.) К тому же Белов - не пьющий, работящий, не подведет. Белов понравился Блюхеру и остался у него. Вскоре Блюхера правдоподобно вызвали в Москву (так отрывали маршала перед арестом от послушного ему Дальнего Востока), туда приивез он и своего шофера. Осиротев, попал Белов в кремлевский гараж и стал возить то Михайлова (ЛКСМ), то Лозовского, еще кого-то и наконец Хрущева. Тут насмотрелся Белов (и много рассказывал нам) на пиры, на нравы, на предосторожности. Как представитель рядового московского пролетариата он побывал тогда и на процессе Бухарина в Доме Союзов. Из своих хозяев только об одном Хрущеве он говорил тепло: только в его доме его сажали за общий семейный стол, а не отдельно на кухне; только здесь в те годы сохранялась рабочая простота. Жизнерадостный Хрущев тоже привязался к Виктору Алексеевичу, и, уезжая в 1938 году на Украину, очень звал его с собой. "Век бы не ушел от Хрущева", - говорил Виктор Алексеевич. Но что-то удержало его в Москве. В 41-м году, около начала войны, у него вышел какой-то перебой, он не работал в правительственном гараже, и его, беззащитного,тотчас мобилизовал военкомат. Однако, по слабости здоровья, его послали не на фронт, а в рабочий батальон - сперва пешком в Инзу, а там траншеи копать и дороги строить. После беззаботной сытой жизни последних лет - это вышло об землю рылом, больненько. Полным черпаком захватил он нужды и горя и увидел вокруг, что народ не только не стал жить к войне лучше, но изнищал. Сам едва уцелев, по хворости освободясь, он вернулся в Москву и здесь опять было пристроился: возил Щербакова, потом наркомнефти Седина. Но Седин проворовался (на 35 миллионов всего), его тихо отстранили, а Белов почему-то опять лишился работы при вождях. И пошел шофером на автобазу, в свободные часы подкалымливая до Красной Пахры. Но мысли его уже были о другом. В 1943 году он был у матери, она стирала и вышла с ведрами к колонке. Тут отворилась дверь, и вошел в дом незнакомый дородный старик с белой бородой. Он перекрестился на образ, строго посмотрел на Белова и сказал: "Здравствуй, Михаил! Благословляет тебя Бог!" "Я - Виктор" - ответил Белов, "А будешь - Михаил, император святой Руси!" не унимался старик. Тут вошла мать и от страха так и осела, расплескав ведра: тот самый это был старик, приходивший 27 лет назад, поседевший, но все он. "Спаси тебя Бог, Пелагея, сохранила сына" - сказал старик. И уединился с будущим императором, как патриарх полагая его на престол. Он поведал потрясенному молодому человеку, что в 1953-м году сменится власть, и он будет всероссийским императоромСтой малой ошибкой, что спутал шофера с ездоком, вещий старик почти ведь и не ошибся!