Другое же дело – самоокупаемость. Слюнки на это текли у государства давно. Ещё «Положение о местах заключения» 1921 года хлопотало: «содержание мест заключения должно по возможности окупаться трудом заключённых». С 1922 года некоторые местные исполкомы, вопреки своей рабоче-крестьянской природе, проявили «тенденции аполитического делячества», а именно: не только добивались самоокупаемости мест заключения, но ещё старались выжать из них прибыль в местный бюджет, осуществить хозрасчёт с превышением. Требовал самоокупаемости мест заключения также и Исправительно-трудовой кодекс 1924 года. В 1928 на 1-м всесоюзном совещании пенитенциарных деятелей настаивали упорно, что обязателен «возврат государству всей сетью предприятий мест заключения затрат государства на места заключения».
Очень, очень хотелось лагерьки иметь – и чтобы безплатно! С 1929 года все исправтрудучреждения страны включены в народно-хозяйственный план. А с 1 января 1931 декретирован переход всех лагерей и колоний РСФСР и Украины на полную самоокупаемость!
И что же? Сразу успех, разумеется! В 1932 юристы торжествуют: «расходы на исправительно-трудовые учреждения сокращаются (этому поверить можно), а условия содержания лишённых свободы
Стали б мы удивляться, стали б мы добиваться – откуда ж это? как? если б на шкуре своей не знали, как то содержание улучшалось дальше…
Да оно, если рассудить, так и нетрудно совсем. Что нужно? Уравнять расходы на лагеря с доходами от них? Расходы, как мы читаем, сокращаются. А увеличить доходы ещё проще: надо прижать заключённых! Если в соловецкий период Архипелага на принудительный труд делалась официальная 40 %-ная скидка (считалось почему-то, что труд из-под палки не так производителен), то уже с Беломора, введя «шкалу желудка», открыли учёные ГУЛАГа, что наоборот: принудительный-то голодный труд самый производительный в мире и есть! Украинское управление лагерей, когда велели им перейти с 1931 года на самоокупаемость, так прямо и решило: по сравнению с предыдущими годами увеличить производительность труда в наступающем ни много ни мало – на 242 % (двести сорок два процента!) – то есть сразу в три с половиной раза увеличить, и безо всякой механизации![203]
(Да ведь как научно разочли: двести сорок да ещё два процента. Одного только не знали товарищи: что называется этоИ ведь как знал ГУЛАГ, куда ветер дует! Тут подсыпались как раз и безсмертно-исторические Шесть Условий Товарища Сталина, – а средь них-то – хозрасчёт, – а у нас уже есть! а у нас уже есть! А ещё там: использование специалистов. А это нам проще всего: взять инженеров с общих работ, поставить производственными придурками. (Начало 30-х годов было для технической интеллигенции на Архипелаге самым льготным временем: она почти не влачила общих работ, даже новичков устраивали сразу по специальности. До того, в 20-е годы, инженеры и техники втуне погибали на общих потому, что не было им разворота и применения. После того, с 37-го и по 50-е, забыт был хозрасчёт и все исторические Шесть Условий, а исторически главной стала тогда Бдительность – и просачивание инженеров поодиночке в придурки сменилось волнами изгнания их всех на общие.) Да и дешевле ведь иметь инженера заключённого, а не вольного: ему ж зарплаты платить не надо. Опять выгода, опять хозрасчёт! Опять-таки прав товарищ Сталин!
Так что издалека эту линию тянули, верно её вели: сделать Архипелаг безплатным.
Но как ни лезли, как ни рвались, как ногти все о скалы ни изломали, как ведомости выполнений по двадцать раз ни исправляли и до дыр тёрли – а не было самоокупаемости на Архипелаге – и никогда её не будет. И никогда тут расходов с доходами не уравнять, и приходится нашему молодому рабоче-крестьянскому государству (а потом и пожилому общенародному) волочить на себе этот грязно-кровавый мешок.