Архипелаг Исчезающих Островов

– Андрей! – строго сказал я.

– Ну, что еще?

– Она, стало быть, рыжая?

Андрей побагровел и, пряча глаза, попытался выдернуть у меня из рук стихотворение. Я отстранил его:

– И ты молчал? Очень хорошо! Столько времени скрывал от лучшего друга!.. Ай да Андрей! Красиво это? Я узнаю случайно из какого-то стихотворения, плохого к тому же… Узнаю последним!

– Почему же последним? – пробормотал Андрей, отворачиваясь. – Наоборот, ты узнаешь первым.

– А Лиза?

– Ну что ты! Она не знает ничего…

К моим обязанностям на полярной станции, таким образом, прибавилась еще одна: я стал тайным советником по любовно-поэтическим делам!

Признаюсь, меня огорчал и возмущал скудный набор эпитетов, которыми располагал мой друг.

– Вот ты пишешь – карие. Темно-карие, светло-карие… Слабо это! Бедно!.. У нее ореховые глаза! – втолковывал я Андрею. – Неужели ты так слеп, что до сих пор не заметил этого?

– Ореховые? – переспрашивал Андрей с растерянным видом. – Да, да, именно ореховые!.. Спасибо тебе! Очень метко схвачено. Я вставлю это в стихи… А ее живость, ее ум? Ты обратил внимание? С чем бы мне сравнить ее ум?..

Я с сожалением поглядывал на наших многострадальных радистов. Того и гляди, начнется новая “любовь по телеграфу”…

Но до этого не дошло. Андрей робел решительного объяснения, тем более на коротких или длинных волнах в эфире…

– Тут, знаешь, надо с глазу на глаз, – пояснял он шепотом. – Осторожно! Планомерно!..

При этом он многозначительно похлопывал ладонью по своим стихотворениям. По-видимому, мой друг, все же возлагал на них какие-то надежды…

Глава седьмая ТРИ ФЛАКОНА САБИРОВА

Но мы не застали Лизу, когда вернулись с мыса Челюскин. Лиза была на практике, на какой-то новостройке. (“И очень хорошо! Лучше подготовлюсь”, – сказал Андрей, как видно трусивший объяснения.)

Зато в Москве нас встретил целый ворох писем: из Алма-Аты и Минска, из Великого Устюга и Полтавы. Они продолжали поступать в адрес редакции центральной газеты, где осенью была помещена наша статья. Прошел уже год, но поток не иссякал.

“Как отзывчив наш советский народ! – думал я, сидя в одной из комнат редакции за столом, заваленным письмами. – Как близко к сердцу принимает он все, что касается престижа нашей великой Родины!..”

– Погляди-ка, Леша, – от земляков! От весьегонских пионеров! – Андрей с торжеством показал конверт, старательно склеенный треугольником. – А вот от пограничников… Откуда оно? Ага, из крепости Кушка.

Мой друг сидел напротив меня. Он по локоть погружал руки в груду писем, сортировал их, перекладывал. На обычно серьезном, даже суровом лице его было блаженное выражение.

– Какие у нас с тобой корреспонденты! Какие люди, а?..

– Замечательные люди, – согласился я. – Хоть бы посмотреть на одного из них!

В тот момент раздался стук в дверь. Это была, конечно, случайность, совпадение, но выглядело так, будто желание мое сразу же, чудом каким-то, исполнилось.

– Разрешите войти? – вежливо спросили за дверью.

– Да, да, пожалуйста!

Дверь отворилась, и в комнату, прихрамывая, вошел молодой человек небольшого роста, но очень коренастый, в плотно облегавшем его коротковатое туловище морском кителе.

Смуглая, с чуть проступавшим под ней румянцем кожа была туго натянута на могучих, как бы каменных скулах. Казалось, что они снизу подпирают глаза и делают прищур их еще более узким. Над верхней губой чернели коротенькие, подбритые по-модному усики.

– Не узнаете? – спросил моряк, дружелюбно улыбаясь. – Я Сабиров. С “Ямала”. Второй помощник капитана…

Узнать было, конечно, нелегко. Члены команды “Ямала” в дни эвакуации выглядели на одно лицо: усталые, худые, заросшие многодневной щетиной.

Впрочем, я запомнил Сабирова. Ему повредили ногу при катастрофе, и товарищи вели его под руки. Меня удивило, что он брел по льду согнувшись, придерживая что-то локтем за пазухой.

Сейчас второй помощник был чисто выбрит, имел бодрый, веселый вид.

– Сабиров? – сказал Андрей, припоминая. – Это вы пререкались с пилотом, требовали уложить вас так, чтобы не трясло, а он сказал: “Боится толчков, точно стеклянный”?

– Правильно! Тогда мне было не до объяснений, а ведь пилот почти что не ошибся.

Посетитель осторожно вытащил из внутреннего кармана кителя три небольших флакона из-под духов, до половины наполненных водой.

– Не простая вода, – предупредил он. – Из Восточно-Сибирского моря!

И с некоторой торжественностью поставил флаконы среди вороха писем на стол.

– Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь! – сказал Андрей, приглядываясь к посетителю. – Ведь вы казах, судя по наружности?.. Никогда не видел казаха-моряка.

– И я не видел, – подтвердил я.

Сабиров деликатно, бочком, подсел к столу.

Да, он казах, родился в Акмолинске, почти на рубеже Голодной степи.

Дед его, бывший погонщик верблюдов, был очень удивлен, когда ему сказали, что внук решил стать моряком.

Казах хочет стать моряком!

“Оглянись, Саит, – требовал он. – Что видишь вокруг? Степь. Десятки дней надо ехать степью, чтобы добраться до ближайшего моря. Наше ли, казахов, дело водить по морям корабли?”