Архипелаг Исчезающих Островов

“Вы, наверное, представляете себе ветхие домики, покосившиеся заборы, через которые лениво перекатывается вода? – писала Лиза. – Нет. Ни домов, ни заборов уже не было, когда море пришло сюда. Город Молога переехал на Волгу и обосновался на ее высоком берегу, влившись в город Рыбинск[8].

Мы не копировали старую Мологу, а заново распланировали улицы, разбили цветники, посадили быстрорастущие деревья. Новоселье так новоселье, не так ли?

Но вас, конечно, больше всего интересует вопрос: что же произошло с нашим Весьегонском? А произошло с ним вот что…”

Обваловывать Весьегонск подобно Пошехонью-Володарску, трудно по техническим причинам. Город стоит на песке. (“Мощность, то есть глубина песков, достигает сорока метров”, – разъяснила Лиза). Надо, стало быть, сооружать очень большие насосные станции, которые могли бы откачать всю проникающую через глубокие пески воду. Дешевле и легче было передвинуть город, подать его несколько “в бочок”, чтобы он не мешал морю и море не мешало ему.

В этом отношении Весьегонск находился в лучшем положении, чем Молога. Ту обтекала вода со всех сторон. Весьегонск же опирался на берег.

“И мы подняли город на пятнадцать метров”, – очень просто, как о чем-то обыкновенном, сообщала Лиза.

Как это – на пятнадцать метров? Подняли? Куда?.. В Воздух?..

Но Лиза не занималась строительством заоблачных летающих городов, которые высмеял Свифт в своем “Гулливере”. Лиза строила реальные, крепкие, прочно стоящие всем своим основанием на земле советские города.

И новый Весьегонск был таким же.

“Помните бор, ребята, чуть подальше усадьбы Туркиных, над самым обрывом?.. Красивое место, правда? Сосны высокие, мачтовые. Мох яркий, зеленый. И видно далеко вокруг. Мы ходили туда по грибы с Серафимой Львовной. Полные лукошки набирали. А цветов сколько было!..

И сейчас тут много цветов, только все уже высаженные на клумбы перед новыми домами. Город – здесь! Мы подтянули его вверх по берегу”.

По словам Лизы, надо было спешить. Строительство гидроузла подходило к концу, вот-вот должна была хлынуть волжская вода, а передвижка Весьегонска задерживалась.

Много хлопот доставил весьегонский собор. Стены его были старинной кладки, разбирать их по кирпичику было долго, приходилось взрывать.

То и дело подрывники, пригнувшись, отбегали от собора, грохотал взрыв – и часть белой стены, как картонная, в облаке пыли падала наземь.

Немало повозились и со зданием бывшего реального училища.

Здание, двухэтажное, кирпичное, неоштукатуренное, имело тот скучный, казенно-безрадостный вид, какой присущ почти всем официальным зданиям старой, дореволюционной России: школу было трудно отличить от земской управы, управу – от “богоугодного заведения”.

Рабочие начали с крыши. Отдирали железо кровли, разбирали междуэтажные перекрытия, вынимали “столярку” – рамы, двери.

Стены для скорости взрывали аммоналом.

Сохраняя надменно-недоумевающее выражение на чугунных мордах, взирали на эту суматоху драконы у входа. Когда здание было разобрано, их тоже убрали – отправили куда-то на переплавку.

Но Лиза, не присутствовала при окончательном водворении Весьегонска на новое место. Ее вызвали в Переборы.

Недавно еще это была ничем не примечательная деревенька, обязанная своим названием тому, что стояла у самого узкого места Волги. Зимой здесь перебирались по льду путники, шедшие в Рыбинск из Весьегонска, Брейтова, Мологи, Веретеи. Теперь Переборы стали центром строительства.

“Говорят, вы неплохо справлялись в Весьегонске, – сказали Лизе. – Вот вам повышение. Под ваше начало даются два трактора. Отправляйтесь с ними в Поречье. Эту деревню надо перевезти на пять километров в сторону от реки. Срок – три дня”.

Раньше дома перевозили грузовиками. Каждое деревянное здание разбиралось по бревнышку, грузилось в разобранном виде на машины, доставлялось на новое место и там собиралось. Дело долгое, муторное.

Домовозы, примененные Лизой в Поречье, изменили картину.

К дому подъезжал трактор, за которым, поднимая клубы пыли, волочился диковинного вида прицеп. Тракторист еще издали кричал: “Эй, хозяйка! Выноси плошки, ложки, чашки, стекляшки! Как бы не зазвенело по дороге!” Хозяева бегом вытаскивали из дома посуду, зеркала и другие бьющиеся вещи. Затем диковинный прицеп, оказывавшийся при ближайшем рассмотрении рамой-каркасом, надевался на дом, снизу подводились катки, и тракторист, лихо сдвинув фуражку на ухо, выезжал на шоссе.

Проводы домовоза выглядели празднично. Помимо хозяев, их родичей и знакомых, за прицепом еще шли и зрители. Мужчины солидно толковали о том, что место для нового Поречья выбрано с умом, деревня будет располагаться на морском бережку, так что правильнее, пожалуй, называть ее теперь не Поречье, а Поморье. Женщины, белея воскресными платками, помогали хозяйке нести посуду. А мальчишки, немилосердно пыля босыми ногами, бежали вприскочку подле дома, поставленного на катки, или даже, по своему обыкновению, пытались “прокатиться”, прицепившись сзади к какой-нибудь балясине.