Архипелаг Исчезающих Островов

Ответ вертелся на языке.

– О порожек запнулись! – вскричал Таратута, самый экспансивный из всех.

Вяхирев и Синицкий нетерпеливо посмотрели на меня.

Я молчал, изучая карту.

Да, замедление дрейфа было подозрительным.

– Пробиваться будем? – спрашивал Таратута за моей спиной. – Ну же, Алексей Петрович! Как вы думаете: там земля?..

– Необязательно земля, – неуверенно бормотал Союшкин. – Быть может, подводный порог. Известен порог Нансена – подводная гряда, отделяющая Ледовитый океан от Гренландского моря…

Но, видно, и он был взволнован. Одно дело выражать скептицизм в тиши кабинета, совсем другое – самому подойти к волнующей разгадке тайны.

Между тем на кальке эхолота не возникало никаких изменений. Если и была впереди земля, то еще очень-очень далеко. Дно моря оставалось гладким, будто было укатано гигантским катком.

Однако льды впереди наткнулись на какую-то преграду, в этом не было сомнений. Беря днем очередную пробу воды, Андрей обнаружил, что трос отклоняется к юго-востоку.

Накануне мы довольно быстро подвигались к северо-западу. Обычно массы воды при ускоренном дрейфе льда увлекаются вслед за ним. Тут же вода двигалась в противоположном направлении.

Прошло еще несколько тревожных часов.

Корабль начал медленно разворачиваться вместе со льдами. Единственным ориентиром в однообразно белой пустыне было для нас солнце. В это время дня оно обычно находилось сзади, за кормой. Сейчас оно светило прямо в глаза.

– Корабль лег на другой галс, – доложил Федосеич. Мы склонились над прокладкой курса в штурманской рубке.

Линия дрейфа делала резкий поворот вправо, почти под прямым углом. Теперь пловучие льды несли нас на северо-восток, обносили вокруг земли.

Итак – зигзаг!

Все преобразилось на корабле, выходившем из дрейфа. Повеселел старший механик. Заработали мощные машины. Задрожала палуба под ногами.

Ледокол возобновил активное плавание во льдах. Он ринулся напрямик к цели, а эскортировавшие его ледяные поля так же неторопливо продолжали путь на северо-восток, в обход препятствия.

Мы расстались со своими “попутчиками” без сожаления. Пловучие льды выполнили положенную им часть работы. Закончить ее мы могли и сами. Земля, остававшаяся по-прежнему невидимой, была, казалось, рядом, рукой подать.

Но это только казалось.

За сутки ценой огромных усилий “Пятилетка” пробилась вперед всего лишь на полторы мили.

Небо над нами было грозно белым. Значит, нигде нет и признака спасительной полыньи, подобной той, что находилась севернее острова Врангеля. Льды, льды – тяжелые, сплоченные!..

Я никогда еще не видел таких массивных льдов.

То же было и на второй день и на третий.

Дважды поднимались мы с Сабировым на грот-мачту и осматривали окрестности в бинокль. Льды громоздились впереди, как оцепеневшие валы прибоя. Чем дальше на север, тем валы делались выше, страшнее. Видимо, там были стамухи – льдины, севшие на дно. Они окружали землю-невидимку непреодолимым барьером.

Невеселые вести поступали снизу, из машинного отделения. Очень большим был расход горючего.

Механик смотрел на меня печально-вопрошающим взглядом. Но я и так знал, что, продлись подобная “скачка с препятствиями” еще несколько дней, горючего не хватит на возвращение домой.

Сомнения разрешили два слова, сказанные Федосеичем.

– Рискуем винтом, – негромко произнес он, когда мы остались одни на мостике.

Делать было нечего.

– Позовите ко мне водителя вездехода, – приказал я Сабирову. – Будем готовить вездеход к спуску на лед…

Еще в бытность свою на мысе Челюскин мы с Андреем облюбовали этот вид полярного транспорта.

Перед традиционной собачьей упряжкой вездеход имеет ряд преимуществ. Он передвигается в пургу, когда собаки отказываются идти. Поднимает значительно больше груза, чем собачья нарта, – до полутора тонн. Наконец, представляет, по существу, передвижной домик на гусеничном ходу, а ведь в закрытой кабине удобнее не только человеку, но и чувствительным приборам.

Обдумывая план экспедиции, мы реально учитывали возможность того, что ледяной барьер преградит нам дорогу к Земле Ветлугина. В этом случае должен был помочь вездеход.

Над безмолвными, будто притихшими льдами прокатилась зычная команда Сабирова:

– Вира! Вира помалу!

Из трюма подняли закутанный в брезент вездеход. Пока Тынты с озабоченно-счастливым лицом хлопотал возле мотора, прогревая его, в крытый кузов стали укладывать разнообразные предметы: камелек, автоматический бур, анероид, анемометр, секстант, компас, хронометр, три винтовки с запасом патронов, три спальных мешка, аптечку и запас продовольствия.

Под наблюдением Андрея установили эхолот, который, в отличие от корабельного, измерял глубину через лед. Затем старший радист и Таратута погрузили рацию.

Сабиров шутил, что тех, кто отправится на вездеходе, будут “держать на радиоверевочке”. Они должны были не только поддерживать регулярную связь с ледоколом, но могли по радиопеленгу найти его на обратном пути.