Архипелаг исчезающих островов

— Нет, ты педант, брат, — сказал он, вытирая слезы, выступившие на глаза. — В первый раз такого педанта встречаю! Специальный подбородок ему подавай, нос там еще какой-то…

— Вот вы смеетесь, — сказал я, — а ведь в книгах говорится: у каждого на лице написана его судьба!..

— Ну и что из того? А ты поборись со своей судьбой, наперекор подбородку и носу сделайся знаменитым путешественником! Больше чести будет, только и всего…

Такой выход из положения мне понравился.

К открытию островов в Восточно-Сибирском море мы с Андреем готовились всерьез. То Андрею приходило в голову, что сон в кровати изнеживает, и он, устроив из одеяла нечто вроде спального мешка, перебирался на пол, за что получал очередную «лупцовку» от отца; то, узнав, как страдают путешественники в снегах от жажды — снег не утоляет, а разжигает ее еще больше, — я принимался упражнять волю и в течение трех дней отказывался не только от воды, но и от супа.

В пригородной роще был у нас любимый уголок — живописный яр, на дне которого даже в конце весны залеживался снег. Хорошо было постоять над яром, выпрямившись и скрестив руки на груди, как подобало, по нашим представлениям, открывателям «новых землиц». Потом ухнуть по-озорному, с присвистом, так, чтобы галки снялись с деревьев, и, согнув колени, ринуться вниз на лыжах навстречу ветру, мимо мелькающих елей.

Но как ни нравились нам замечательные русские путешественники, скромный учитель географии в нашем представлении не уступал никому из них. Конечно, он не странствовал в тундре на собаках, не ел медвежатину, не добывал заморной кости; зато наш учитель совершил нечто еще более удивительное — открыл острова в океане, не вставая из-за письменного стола!

Торжество человеческой мысли и духа, которое лежит в основе всякого научного открытия, в том числе и географического, проявилось здесь с наибольшей силой.

И труд этот совершался у нас на глазах. Мы были свидетелями его, были посвящены во все его перипетии. Мы видели, как постепенно разрастается научная база гипотезы. Острова точно всплывали из пучины на наших глазах.

9. Канареечная волость

Друзей у нас прибавилось. Но вместе с тем появился и враг, что сразу же значительно обогатило нашу жизнь. И впрямь, что это за жизнь без врагов?

Таковых ни у меня, ни у Андрея до сих пор не было. Нельзя же, в самом деле, считать врагами учеников параллельного класса «Б», с которыми происходили регулярные стычки в саду во время больших перемен!

А этот враг был настоящий, завистливый, мстительный и непримиримый. То был наш первый ученик.

Его надо описать подробнее.

Не знаю, как в других учебных заведениях того времени, но в нашем весьегонском реальном училище первыми учениками могли стать только зубрилы. Обучение, видимо, было поставлено так, что выдвигались и поощрялись не самые способные, а лишь самые усидчивые, вдобавок выскочки.

Союшкин был именно таков; безнадежный, скучнейший выскочка и зубрила. Ни проблеска мысли не появлялось на его лице, когда он торчал у доски и рапортовал урок. Он знал только от сих пор до сих, не более!

Мне могут не поверить, но он так и не удосужился прочесть ни одного из романов Жюля Верна или Майн Рида, во всяком случае, в свои детские годы. Ведь Майн Рид и Жюль Верн не значились в учебной программе! А Союшкин ничего не делал зря. Он никогда не читал ради удовольствия, он лишь «проходил», чтобы получить хорошую отметку.

Да, зубрила, школяр! Бич моего детства! С удручающим постоянством мне ставили его в пример и дома и в школе.

— Посмотрите, дети, на Союшкина! — восклицал инспектор, простирая к нему руки.

Мы смотрели в указанном направлении и видели благонравного мальчика, востроносого, бледного. Перед ним разложены были на парте пенальчик, карандашики, ластик, ручка с наконечником и, наконец, тетрадки, поражавшие опрятностью, без единой помарки или кляксы, словно в зеркале отражавшие душу своего владельца. А почерк был уже установившийся, четкий, с небольшим наклоном в левую сторону, что, как говорят, есть признак упорства характера.

Союшкин изумлял своими добродетелями. Никогда не играл он в перышки, не читал на уроках припасенную книгу, прикрываясь, как щитком, крышкой парты. Избегал драк, причем не из боязни увечий, а не желая ронять достоинства первого ученика. Он очень дорожил своим достоинством.

Ходил Союшкин всегда бочком. Семенил по коридору, держась у стеночки, чтобы не дали невзначай подножки или не вытолкнули на середину.

Зато на уроках при каждом удобном случае тянул руку вверх, иногда даже отпихивая локтем соседа:

— Я знаю, я! Меня спросите, господин учитель!

По традиции Союшкину доверялось развешивать географические карты на доске. Это была одна из его привилегий. Когда в класс входил Петр Арианович с картами, свернутыми трубкой, первый ученик поднимался навстречу, поспешно одергивая свою куцую гимнастерку. Ему было важно заслужить еще одну похвалу начальства. А Петр Арианович, как ни странно, был начальством в его глазах.

И дома меня неизменно попрекали добродетельным Союшкиным.