Архипелаг исчезающих островов

Мгновение мы смотрели в глаза друг другу, потом Лиза смущенно засмеялась и осторожно высвободилась из моих объятий:

— Кто-то идет, Лешенька…

В комнату стремительно, пальто нараспашку, вошел Андрей. За ним гурьбой ввалились Синицкий, Таратута, Вяхирев. О, вся компания!

Комната будто завертелась, заплясала, наполнилась шарканьем ног, взволнованными голосами:

— Я же говорил: он здесь! Одевайтесь, Алексей Петрович!

— Здравствуйте, Лизавета Гавриловна! Извините, что мы…

— А Федосеич в машине ждет…

Кто-то, кажется Вяхирев и Таратута, напялил на меня пальто. Синицкий держал шапку наготове, как свадебный венец над головой.

С трудом я понял, что совещание в высоких инстанциях, назначенное на конец недели, неожиданно перенесено на сегодня, на два часа дня. А ведь надо еще заехать домой за материалами!

Ну вот и настал решающий миг!

Мы так спешили, что даже не успели попрощаться с Лизой. Уже на лестнице раздалось вдогонку:

— Разрешат! Я уверена: разрешат!

И она не ошиблась: нам разрешили вторую экспедицию. Подготовку к походу было предложено начать немедленно, для чего выехать всем участникам в Океанск, где у причала отстаивался наш ледокол. Состав коллектива оставался тот же (только я и Андрей поменялись местами; он был назначен начальником экспедиции, я — его заместителем).

3. Крен — тридцать градусов

…И снова пологая морская волна упруго ударила в скулу борта, едва лишь остался за кормой белый с черными полосами маяк на Соленом Носу. Справа потянулась по борту однообразно серая, чуть волнистая черта берега. А спустя несколько дней, пройдя остров Врангеля, капитан круто повернул на северо-восток. Знакомая, хоженая морская тропа!

В этом году к кромке льдов мы подошли на три дня раньше, чем в прошлом. О том, что кромка близко, узнали еще накануне. Нас оповестил Вяхирев.

— Калянусы[8] на ушко шепнули? — спросил Сабиров.

Мы с удивлением смотрели на нашего гидробиолога. Не было никаких признаков льда впереди. Небо над горизонтом было типично «водяное», темно-серое.

— Калянусы, правильно, — ответил Вяхирев. — Разговорчивым оказался зоопланктон.

Утром гидробиолог заметил, что количество зоопланктона в море резко увеличилось. А известна закономерность: чем ближе к кромке льда, тем больше встречается мельчайших, взвешенных в воде живых организмов.

— Увидим плавучие льды завтра или послезавтра, — уверенно объявил он. — «Разговорчивый» планктон не подведет.

И он не ошибся.

Почти ничего не изменилось на борту «Пятилетки» с прошлого года. Можно подумать, что впервые идем к «белому пятну». По-прежнему сутулится на ходовом мостике спокойный и немногословный Никандр Федосеич, а коротышка Сабиров грозно потрясает рупором или приглядывается к солнцу с секстантом в руках. По-прежнему Вяхирев трудолюбиво склоняется над своими калянусами и офиурами, добытыми со дна моря. Неукоснительно, четыре раза в сутки, проводит метеорологические наблюдения Синицкий, как будто бы еще больше раздавшийся в плечах. Из радиорубки в каюту начальника носится суетливый Таратута, оглушительно стуча сапогами по трапу. И как раньше, подолгу простаивает у борта Союшкин — в позе неподкупного судьи, скрестив руки на груди и гордо глядя вдаль через пенсне.

Андрей и я знали, что он не хотел отправляться во вторую экспедицию, старался увильнуть под любым предлогом. Но было решение — по-моему, очень правильное — обязательно идти в том же составе.

Сейчас, понятно, уже не могло быть и речи о каком-либо сочувствии нам или же о воспоминаниях весьегонского периода, «когда мы совместно под ферулой незабвенного…». Бывший первый ученик держался холодно и замкнуто, видимо, осознав свое новое предназначение. Хотя он числился научным сотрудником экспедиции, но, по существу, был ревизором нашей мечты.

Тогда-то и возникло в кают-компании шутливое прозвище, прочно приклеившееся к нему: «наш штатный скептик». Подбадриваемый воспоминаниями о мираже над полыньей, он ежевечерне подвергает изничтожению все гипотетические земли подряд.

— Вереница миражей! — упрямо твердит он. — Ну как же не мираж? Мелькнут, подразнят и опять исчезнут… У чукчей сказка есть о Земле Тикиген, которая якобы перемещается по морю под влиянием ветра. Подует с севера ветер, пригонит к материку — все видят ее. Подует с юга — уплывает Земля…

— Пример неудачен, — резко говорит, будто отрубает топором, Вяхирев. — Пример с Землей Тикиген неудачен, — повторяет он. — Вам должно быть известно, что Земля из сказки, передвигающаяся по морю, оказалась в действительности островом Врангеля!

Ого! Наша молодежь стала зубастая, потачки никому не дает!

Население кают-компании увеличилось. За длинным столом, по левую руку от капитана, сидит крепыш сибиряк Пестрых, летчик полярной авиации. В разговоры о гипотетических землях он не встревает, только приглядывается к спорщикам маленькими медвежьими глазками да загадочно поигрывает желваками. Пусть спорят! Землю Ветлугина, во всяком случае, он увидит одним из первых!