Да, теперь будет хорошо! Человек спит на кровати. Человек читал Майн Рида, уронил на пол, заснул.
Я перемахнул через подоконник. Майн Рид остался лежать раскрытый на середине...
Держась за руки, мы побежали с Лизой вдоль изгороди. За густыми кустами сирени горела лампа. Мошкара трещала крыльями вокруг нее.
У калитки пришлось переждать, пока отойдет гость, куривший папиросу.
Кто-то сказал за столом, подавляя зевок:
- А без него, что ни говори, скучно будет в Весьегонске!
Стук кубиков лото. Голос исправницы:
- У кого тринадцать? У вас? Он революционер! И опасный!
Дядюшка поддержал:
- Учил, говорят, что ничего незыблемого в географии нет... Как - нет? А существующий в Российской империи государственный строй? Ага! То-то и оно!
- Не революционер... Еще (не "еще", а по-церковнославянски "еще") не революционер, однако же закономерно идет к тому, чтобы стать таковым...
- Вы фаталист, отец Фома!
Гость, куривший папиросу, отошел. Мы скользнули в калитку.
Как-то получилось, что не разняли рук: бежать по темной улице было удобнее, взявшись за руки. Бежали молча. Перепрыгивали через канавки, шарахались от возникавших силуэтов прохожих. Вечер был сырой. От Мологи медленно наползал туман, по-местному называемый мга.
Мы миновали дом исправницы, направляясь к заставе.
- Там, - коротко пояснила Лиза. - Велел туда.
Андрей уже сидел на перекладине шлагбаума и вяло ответил на мое приветствие.
Вскоре из тумана послышалось тпруканье извозчика. Железная дорога в те годы еще не доходила до Весьегонска.
Петр Арианович сначала пожал нам руки, как взрослым, потом обнял и расцеловал, как маленьких.
- Спасибо, ребятки. Спасибо за все!
- За что же, Петр Арианович?
- О! За многое! Вам не понять сейчас... За бодрость, верность, за веру в мечту!.. - Он спохватился: - А подарок? Что же подарить вам? Все вещи запакованы... Хотя...
Он порылся в карманах. Послышался тонкий металлический хруст. Петр Арианович протянул нам на обрывке цепочки крохотный компас, служивший ему брелоком к часам.
- Всем троим: Андрею, Леше, Лизе!
- Но как же троим? Один компас - троим, Петр Арианович?.. Мы же разъедемся, расстанемся...
- И-эх! Залетные! - неожиданно сказал извозчик, щелкнул кнутом.
"Залетные" налегли и дернули. Захлюпала грязь под копытами.
- А вы не расставайтесь! - крикнул Петр Арианович, уже отъезжая.
И туман, как вода, сомкнулся за ним...
От заставы возвращались молча. Лиза все чаще и чаще шмыгала носом. Наверное, она застыдилась, наконец, этого шмыганья, потому что, не попрощавшись, нырнула в переулок, который вел к дому исправницы.
Туман наползал от реки, постепенно заполняя все улицы. Колышущаяся синеватая пелена пахла водорослями. Легко можно было вообразить, что наш Весьегонск затонул и мы бродим по дну реки.
Эта мысль на короткое время развлекла меня. Я сообщил о ней Андрею, желая утешить, но он сердито дернул меня за рукав:
- Тш! Слышишь?
- Шаги!
- От самой заставы!..
Да, сзади мерно поскрипывал деревянный тротуар. Это не мог быть случайный прохожий, потому что стоило нам остановиться, как прекращался и скрип. Двинулись дальше - доски снова заскрипели под чьими-то осторожными, крадущимися шагами.
- Пропустим его, - шепнул я.
Мы юркнули во двор. Пауза.
Настороженно прислушиваемся к тишине. Кто-то стоит там, за серой занавесью тумана, сдерживая дыхание.
Вдруг рядом, и совсем не в той стороне, куда мы смотрели, раздался торжествующий голос Фим Фимыча:
- Я вижу вас, не прячьтесь! Я вижу вас!..
И тогда мы тоже увидели его, точнее, длинные его ноги. Помощник классных наставников был как бы перерезан пополам: голова и туловище терялись в тумане.
Он шагнул к нам:
- Провожали уволенного педагога? Очень хорошо! Похвально! Я завтра инспектору... А это что? Он дал? Покажи!
- Пустите!
Но помощник классных наставников ловко выхватил у меня из рук подаренный Петром Ариановичем компас, чиркнул спичкой и поднес трофей к глазам. Мы услышали дробный смех.
Невыносимо было стоять и слушать, как он смеется. Будто что-то толкнуло нас, и мы разом, не сговариваясь, кинулись к Фим Фимычу.
Я больно оцарапал щеку о пуговицу или запонку на его манжете. Андрей крикнул: "Отдайте!" И вот уже мы, вернув свое достояние, несемся скачками вдоль улицы. Полосы тумана бесшумно раздергиваются перед нами. Сзади грохочет деревянный тротуар.
Но, конечно, не Фим Фимычу, даже с его длиннейшими ногами, было догнать нас. Мы безошибочно ориентировались в тумане. Кидались в переулки, в проходные дворы.
Довольно долго, к раздражению своего преследователя, кружили на площади, среди лабазов. Ведь мы знали город так, что прошли бы по нему с завязанными глазами.
Вскоре помощник классных наставников отстал.
Талисман со всеми предосторожностями был спрятан в тайнике, на чердаке дома, где жил Андрей. Потом я отправился домой.
Гости уже перешли из палисадника в столовую, и там над звоном рюмок, над звяканьем ножей и вилок, как обычно, царил ненавистный мне квакающий голос.