Архипелаг мореплавателей

Перед возвращением в Апиа мы хотели заехать в деревню Салани, где, если верить самоанскому мифу, провела последние годы жизни добрая королева Саламасина. В XVI в. она объединила страну под своей властью и обеспечила ей долгие годы мира и благополучия. В Салани она переселилась, тоскуя по любимому сыну Тупуманаиа, которого похитили местные ораторы, чтобы заполучить вождя с самым высоким титулом и таким образом поднять престиж своей деревни. Саламасина смирилась с судьбой. В Салани она прожила оставшиеся ей дни и почила навсегда под обломком белого коралла. Но вопреки ожиданиям мы не нашли в Салани могилы королевы. Не слышали мы и рассказов за чашей кавы о Тало и Офоиа, ораторах — похитителях детей, а также анекдотов из жизни королевы. Зато перед нами была деревня, вид которой, как и многих других самоанских деревень, ни на йоту не изменился с XVI столетия. Но люди, разумеется, были одеты в ситец вместо листьев, ели как традиционные блюда, так и консервы, ходили в церковь, читали молитвы и стихи из Библии, но, кроме этого…

В одной из хижин молодая женщина, так же как и ее прабабка много веков назад, плела напольную циновку из лыка. Она сидела, низко согнувшись, скрестив ноги, а ее пальцы исполняли быстрый извечный танец на волокне пандануса. Женщина на минуту подняла голову и поздоровалась с нами.

С другого конца деревни доносился глухой шум. Мы подъехали к круглому фале для гостей, в котором группа пожилых женщин пряла ткань сиапо.Рядом с домом лежали длинные и тонкие ветки тутового дерева. Самые толстые из них не превышали нескольких сантиметров в диаметре.

Женщины пригласили нас в дом. Папаланги хотят увидеть, как они работают? Они весело рассмеялись. Ничего особенного. Одна из женщин хлопнула в ладоши; тут же появилась молодая девушка и показала нам, как надо снимать с веток мягкую молодую кору. Одно движение ножа, резкий рывок, и кора снимается, как бальная лайковая перчатка! Кору разворачивают и острой раковиной соскребывают твердый внутренний слой. Белое лыко поливают водой, собирают в пучки и по нескольку раз расстилают на деревянной наковальне. Банг, банг — с глухим стуком бьет молот по белой кожуре. Она расплющивается, расползается так, что узкие полоски превращаются в широкие листы неодинаковой толщины. Кое-где виднеются дыры. Затем листы штукуют, склеивают клеем из сока хлебного дерева, дыры заделывают. Эту часть работы можно назвать ремеслом. Потом начинается искусство.

Старуха вытащила пыльную доску, большую и темную. На ней вырезаны декоративные цветы.

— Это матрица для окрашивания сиапо. Ее изготовляют из ствола хлебного дерева и вырезают на ней орнамент. Наши матери после использования немедленно их сжигали, чтобы никто не смог скопировать узор. Мы редко так делаем, — рассмеялась старуха. — Не много бы мы заработали для нашей деревни, если бы матрица служила нам только один раз!

Матрицу подкладывают под тапу и тряпочкой, смоченной в красителе, проводят по ее поверхности. Все выпуклости резьбы отчетливо отпечатываются на ней, а интенсивность рисунка зависит от степени прилегания матрицы. Самые выпуклые места доски дают на поверхности тапы наиболее темный узор.

— Затем мы делаем так… — женщина взяла оранжевые семена пандануса и очинила их, как карандаши. Получилась тонкая кисточка. Женщина окунула ее в краситель и обвела контуры цветов гибискуса и листьев хлебного дерева, из которых состоял орнамент.

— Черную краску мы добываем из обугленных орехов лама,а все оттенки красного и коричневого — из измельченного в порошок и растворенного в древесном соке красного камня, — пояснила она, не прерывая работы.

— Эти камни мы находим в горах. Но их все труднее становится искать. Тина-а-а-а! — крикнула вдруг женщина, подняв голову. — Принеси красный камень для папаланги!

Прибежала запыхавшаяся маленькая девочка и подала мне кусочек минерала, который напоминал кирпич довольно плотной консистенции.

— Возьми — это тебе! — сказала женщина, когда я хотела отложить его в сторону. — Это тоже тебе, — добавила она, подняв с земли и вручив мне только что изготовленную красивую тапу…

— Не отказывайся, ты должна принять, — шепнул отец Гюто, увидев, что я покраснела и начала лепетать что-то невпопад.

Мы начали прощаться, потому что, хоть дождь еще лил, было видно, что солнце клонится к закату.

— Жаль, что вы не можете у нас остаться, — сказала та же матрона. — Приезжайте опять! А мы вас навестим, когда повезем в магазин Апиа наши изделия.

— Когда вы собираетесь в город?

— Через несколько недель. Нашему женскому комитету необходимы деньги перед рождеством.