Девочки опекают братьев и сестер до той минуты, пока они не станут настолько сильны, что могут носить тяжелые корзины с бананами и таро, ведра с водой и выполнять работы по хозяйству, требующие большой физической силы. Нянчить теперь могут дети помоложе, а бывшие няньки вступают в более интересный период жизни, свободный от непрерывной тирании малышей.
Самоанка на этом этапе своей жизни становится девочкой на побегушках. Она бегает с поручениями, приносит воду, дрова для уму, помогает готовить еду. Она может плести из пальмовых листьев простые корзины для переноски овощей с плантации. Когда она немного подрастет, то отправляется с женщинами на рифы и учится извлекать из ловушек осьминогов, нанизывать на веревку из коры гибискуса розовых медуз, отличать съедобных рыб от ядовитых и от тех, которые опасны только в определенное время года. Они усваивают также ряд предрассудков. Например, считается, что нельзя ловить осьминогов моложе года, а то на ловца падет несчастье…
В доме девушка учится традиционным женским обязанностям — прежде всего плести корзины и занавески, а потом — более сложные напольные циновки. Девушки с ловкими пальцами быстро овладевают искусством изготовления постельных циновок более тонкого плетения, а также красивых поделок, предназначенных для дома или на продажу. Для производства всех этих предметов используется универсальное сырье — листья пандануса. Из самых заурядных листьев, так называемых
Чем старше циновка
Я долго искала такую циновку для этнографического музея в Варшаве и подозревала, что столкнусь с трудностями при получении разрешения на вывоз этого экспоната, но мне и в голову не приходило, что тонганскую циновку вообще невозможно купить. Сначала, преисполненная энтузиазма, я обратилась к Лопати, известному строителю. Он умел, как древние самоанские мастера, построить великолепное фале из дерева и пальмовых ветвей, не используя при этом ни одного гвоздя. У него была обширная клиентура, а свой гонорар он обычно получал натурой — продуктами и циновками. Лопати постоянно жаловался на отсутствие наличных денег, а я со своей европейской близорукостью полагала, что он охотно обменяет какую-нибудь иетонга на самоанские фунты. Однако мастер не проявил ожидаемого энтузиазма.
— У меня нет ни одной, — ответил он на мое предложение.
— Почему? Что ты с ними делаешь?
— Фаалавалаве, конечно.
Конечно! Фаалавалаве — магическое слово, которое вмещает в себя все трудности самоанской жизни, все хлопоты и торжества — свадьбы, похороны, крестины, шумные события, требующие богатых даров, угощения и фиафиа. Тонганские циновки переходят из рук в руки, протираются, рвутся и приобретают долгожданный потрепанный вид. Каждый очередной обладатель относится к циновке как к ценному залогу, предмету обмена, а не купли и продажи. Правда, из-за них не ведут кровавых войн, как это нередко бывало раньше, а относятся с благоговением и поклонением, и самые старые, самые красивые циновки имеют даже собственные имена. В прошлом каждая молодая особа, перед тем как создать семью, должна была показать свое искусство изготовления тонганской циновки. Начинала она ее ткать в возрасте тринадцати-четырнадцати лет, но часто так и не доводила работу до конца. В этом не было никакой необходимости. Циновку могла закончить ее дочь, сдав тем самым собственный экзамен на зрелость.