Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

Эту игру, большую почтовую игру, затеял министр по делам оккупированных восточных территорий Альфред Розенберг. Ему виделись тысячи и тысячи писем «восточных рабочих» домой «с мало-мальскими благоприятными отзывами об обращении с ними». «Такое письмо, — поучал Розенберг свою службу на одном из совещаний, — обойдет всю деревню и облегчит вербовочным комиссарам их дальнейшую работу… Об этом не следует говорить открыто».

Открыто господам и рабам следовало умиляться дарованному праву. «Украинець», как и другие газеты для «остарбайтеров», тут же известил: «Рабочие с Востока», вы должны быть удовлетворены предоставленной вам возможностью переписываться с родными».

Переписку, как и всю жизнь в лагерях, регламентировала специальная инструкция.

Каждый рабочий с Востока, говорилось в ней, может дважды в месяц писать родным. При этом установлен разный порядок, в зависимости оттого, адресуются ли авторы в районы с гражданской властью или военным управлением. В районы с гражданским управлением — это были рейхскомиссариат Украины и рейхскомиссариат Остланд — разрешалось принимать письма и пакеты до 250 грамм.

А что запрещалось?

Пересылать рисунки, использовать любые системы сокращенного письма, применять конверты с подкладкой, вкладывать письма в пакеты. На каждом конверте или на открытке обязательно следовало ставить синий крест.

В районы с военным управлением принимались только открытки с оплаченным ответом. Сам «восточный рабочий» не мог отправить свое письмо. Он обязан был сдать его начальнику лагеря или директору завода, фабрики, хозяину имения, а уж те отправляли послание дальше.

И вот эту тюремную, по сути, инструкцию венчало требование «быть удовлетворенными».

«Обратите внимание, — заклинал своих читателей «Украинець», — несмотря на все трудности, связанные с войной, вам предоставляется возможность обменяться приветами со своими родными. Прежде всего, позаботьтесь о том, чтобы писать четко. Вы должны понять, что во время войны цензура писем обязательна. Если вы пишете неряшливо, нет никакой уверенности, что ваша корреспонденция пойдет дальше. Это касается и ваших близких на родине. Обратите внимание на то, чтобы и они выполняли эти правила почтовой связи (особенно касательно четкости писания). Тогда и вы будете скорее получать от них весточки».

Несмотря на подробные и строгие советы-указания, переписка шла туго. Люди в лагерях волновались: почему нет ответов от родных? Их успокаивали: в военное время не все отправления доходят до адресатов. Надежнее посылать открытки. При этом разумелось: и контролировать переписку.

В начале ноября 1942 года власти, больше не церемонясь, объявили: с 25 ноября пользоваться только открытками с оплаченным ответом. Письма не принимаются. Их будут уничтожать или возвращать. Но много ли скажешь на почтовой карточке, зная, что каждое твое слово прощупывают чужие глаза?!

«Письмо, отправленное на свою родную Украину, в свое родное село, до своих родненьких и никогда незабываемых мамы и братиков Володи и Пети…» (адресовано Анне Кирпа). И еще короче — Богдану Кучеру от доньки: «Тато и мама, не горюйте обо мне».

Нет, не таких посланий ждал Розенберг, затевая почтовую игру.

Примечательная история случилась с открытками ростовчанки Н. Губаревой.

«Когда нам разрешили посылать открытки, я написала домой, маме, всю правду, все, что можно было сказать на этом клочке. Что нас заставляют работать по 12 часов, что на пересчете приходится простаивать по 2–3 часа в любую погоду. Спим на соломе. Кормят хуже, чем свиней. Обносились. Ходим, как нищие. Начальник лагеря вымещает на нас зло за своего погибшего на Востоке сына и за собственную контузию…»

И на старуху бывает проруха: проглядели германские цензоры эти открытки. Немецкая почта привезла их на Дон. А после освобождения Ростова мама Наташи Губаревой показала открытки из неволи журналистам красноармейской газеты «Сталинское знамя». Три открытки были напечатаны; на них ссылался в своей ноте нарком иностранных дел Советского Союза В. М. Молотов.

Но на этом история не закончилась. Второго апреля 1944 года гестаповцы арестовали Наташу Губареву. Ей пришлось пройти один из самых страшных концлагерей, Равенсбрюк…

Однажды полицай принес почтовые открытки и в барак, где жила с подругами Елена Вишневская.

«Я знала, что в Киеве остались при немцах наши старинные друзья старики Пироговы, — продолжает она свою исповедь. — Послала им двойную открытку со штампом нашего лагеря. На одной открытке я сообщила им о себе и просила «при первой возможности дать знать моей маме по старому адресу». Они поняли мою просьбу Оторвав вторую открытку, они прислали на ней несколько ободряющих строчек. До тех пор, пока Киев не был освобожден, я обменялась со стариками несколькими такими открытками.

Как только они замолчали, это стало добрым знаком: немцы выгнаны из Киева и сообщение Пироговых обо мне пошло в Москву. Так и было! Как счастлива была моя мама, узнав, что я жива!»

Анастасия Черкасова: