Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

«Все происходило, как во сне. Проволока, вахманы, люди в немецких мундирах, говорят на чистом русском языке о великой России. В двухтысячной толпе были и женщины. Они первые закричали: «Позор! Позор!» — возглас, подхваченный мужчинами. Под эти крики Малышкин и его спутники ретировались в комендатуру, а нас разогнали вахманы. Наши показали гостям, с кем они…»

«Список лиц, отлынивающих от работы, должен быть передан в руки Гиммлера, который заставит их работать как следует, — заявил однажды генерал-фельдмаршал Мильх. — Это весьма важно для всеобщего воспитания людей, а также окажет устрашающее действие на таких рабочих, которые также были бы не прочь увильнуть от работы».

Но этого ему показалось мало. «Я сказал своим инженерам: я буду сам вас наказывать, если вы не будете бить таких людей. Чем больше вы сделаете в этом направлении, тем больше я буду вас хвалить…»

Многие помнят, наверное, историю летчика Девятаева — он улетел из фашистского плена на захваченном самолете. И это был отнюдь не единичный случай. Вот еще одна, похожая история, застенографированная в протоколах Нюрнбергского трибунала.

«Мильх: В одном случае два русских офицера пытались взлететь на самолете, но потерпели аварию. Я приказал немедленно повесить обоих этих людей. Я предоставил это СС. Я хотел, чтобы они оба были повешены на том же заводе для того, чтобы это видели другие».

Однажды Заукель в сердцах пожаловался армейскому генералу на то, что иностранные рабочие не горят желанием работать на рейх.

«Трудности возникают из-за того, — заметил генерал, — что вы обращаетесь к патриотам, которые не разделяют вашего идеала».

Мария Михаиловна Петрова (Писклова), Крым:

«Ровно в двадцать лет меня судили гестаповцы в городе Пфорцгайме на юге Германии, земля Баден-Вюртемберг. Судили за отказ работать на вермахт и побег из концлагеря. В тюрьме Пфорцгайма меня содержали по строгому режиму: пищу и сон через сутки, баня, прогулки исключены в течение трех месяцев. Затем этапные тюрьмы — одна страшнее другой. Конец этапа — концлагерь Равенсбрюк и штраф-лагерь Барт. Мой номер был 25 145. В апреле 1945-го я бежала с марша смерти, поэтому всех своих товарищей я потеряла…»

Павел Никитович Дерунец, г. Брянка, Луганская обл.:

«В конце 1944 года мы узнали, что где-то недалеко действуют наши и французские партизаны.

Я, Шевчук Петр, Ковальчук Василий, Гетман Володя и еще несколько пацанов попытались убежать к партизанам, но через несколько дней нас поймали. Дали по 25 плеток и бросили в подвал. Выручал старый немец Отто, антифашист, подбрасывая хлеб».

Владимир Михаилович Полторанов, г. Днепропетровск:

«Нас привезли на военный завод. Но мы не собирались делать снаряды против своих, больше 80 человек нанесли себе травмы.

Я выжег кислотой часть левой руки и еще приложил каустической соды. Результат — сильнейший химический ожог до кости. Этот след у меня остался на всю жизнь. Немцы начали расследование. Признали саботажем в военное время и отправили в концлагерь».

Юрий Николаевич Тихомиров, г. Днепропетровск:

«В конце 1942 года, едва мне исполнилось 16 лет, из полиции пришла повестка: собрать вещи и ехать в Германию, иначе родственников возьмут в заложники, а с заложниками, мы уже знали, немцы не церемонились. Так я попал на каторгу в город Линц в Австрии — в лагерь для «восточных рабочих» при танковом заводе. Был подручным немца-слесаря в мастерской по ремонту мостовых кранов, затем электросварщиком в той же мастерской.

В лагерях № 21 и № 57, где я находился, действовала подпольная группа советских патриотов «Орел». Она входила в австрийское движение Сопротивления. Рискуя жизнью, подпольщики совершали акты саботажа… Около 300 человек из лагеря 57 вместе с переводчиком Анатолием (по другим данным — Харитоном) Влашко оказались в застенках гестапо.

В начале мая 1945 года мы, захватив оружие, освободили свой лагерь — еще до прихода американцев».

Иван Терентьевич Прохоров, г. Липецк:

«После очередного побега тройку друзей — Федю Кириллова, Николая Бессараба и меня — отправили в концлагерь возле города Бреслау, нынешний Вроцлав.

В лагере находилось около 2000 заключенных многих национальностей. Мой номер — 6526. Работали в карьере, добывали серый мрамор. В карьер «случайно» срывались вагонетки и по ходу сносили в пропасть попавшихся на пути. «Случайно» падали куски мрамора с 70-метровой высоты в гущу работающих. Так развлекались эсэсовцы. Ежедневно, возвращаясь со смены, мы несли несколько трупов и покалеченных. После пересчета покалеченных вместе с покойниками отправляли в крематорий.

Поступил я в этот лагерь с номером 6526, а когда нас эвакуировали, был заключенный с номером 177 001. При этом общая численность лагеря оставалась неизменной — две тысячи. Вот и считайте, сколько ушло дымом в трубы».