Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

Вот рыцарь по полю идет,
Пастушка там овец пасет.
Тарам-тарам-тарам-тарам (пел хор)
Пастушка там овец пасет.

Ольга при этом изображала овечье блеяние, и ее «бе-бе» даже перебивало голос ведущей. Потом вступила Маруся:

Проворно рыцарь шляпу снял
И низкий ей поклон отдал.
Тарам-тарам-тарам-тарам,
И низкий ей поклон отдал…

Дальше жеманным голосом запела Аня:

Зачем снимать передо мной,
Перед пастушкою такой
Тарам-тарам-тарам-тарам,
Перед пастушкою такой!

Последовал взрыв хохота — это не выдержали приглашенные подруги, хохлушки из Михайловки. Девушки они были веселые, посмеяться любили.

Когда Маруся объявила, что я буду читать свои стихи, девчата притихли. Начать решила о знаке, который объединил наши судьбы.

Гвоздями к сердцу прибили «OST» —
Номер на шею — нет больше имени,
«OST» написали — белым по синему…

Читала свои стихи и чужие, иногда голос срывался. Видела, как девушки вытирают слезы».

Тетради, блокноты, карандаши остарбайтерам и военнопленным иметь не полагалось. За нарушение — плетка, карцер, а то и перевод в концлагерь. Тем не менее они ухитрялись заводить самодельные записные книжки, а то и доставать немецкие, записывать то, что жгло душу. Десятки таких блокнотов, тетрадок с записями на русском, украинском, татарском, марийском языках хранятся в фондах Госархива РФ на Большой Пироговской.

«Возле смерти» — рассказ Михаила Смирнова на марийском. В лагере Туркгалле, город Зуль, Тюрингия, писал стихи рязанский паренек Павел Сидоров: «Я русский, мать моя — Россия…» А этот блокнотик со строчками на украинском — без подписи:

То не вiтер з Украïни
Тихенечко дише,
Стара мати на чужину
Дочки письмо пише.

Автор содержательного исследования «Обычаи нашего народа» Олекса Воропай, изданного впервые в Мюнхене в 1958 году и затем переизданного на Украине в 1991-м, в одном из лагерей в Германии записал песню, в которой мечталось о любви. Девчата с детских лет от мам и бабушек слышали поверье о том, что золотисто-зеленые перья павлина приносят счастье в любви. И сейчас они пели об этом:

По ropi, ropi павоньки ходять,
Ой, дай Боже, по ropi, ropi.
За ними ходить гречная панна,
Ой, дай Боже, гречная панна.
Гречная панна, панна Оксана,
Ой, дай Боже, панна Оксана.
Ой, ходить, ходить i пiр’ечко збирае,
Ой, дай Боже, пiр’ечко збирае.
Пiр’ечко збирае, у рукав складае.
3 рукава бере, виночок вине,
Ой, дай Боже, виночок вине.
Виночек вине, на голiвку кладе.
Ой, дай Боже, на голiвку кладе.
Та звилися буйниï вiтри,
Занесли вiнець на синее море…

Не знала Оксана, что в Баварии, куда ее саму занесли буйные ветры, павлин считается символом несчастья.

Очень немногие из строк, замурованных в лагерных бараках, а позже в архивах, вырвались на волю. В сборнике Института истории, на который я уже ссылался, опубликованы стихи Виктора Николаевича Мамонтова, написанные в германских концлагерях. Среди них строки, посвященные санитарке Зое X., работавшей в 24-м блоке лагеря смерти Пельзен:

В лагере смерти, в фашистском плену,
Где люди в бреду умирали,
Я русскую девушку видел одну.
Хочу, чтобы вы ее знали.

Я видел ее повсюду,

Где слышались стопы больных,
И образ ее не забуду,
Хранить буду в мыслях своих.

Часами не зная покоя,

Несчастным старалась помочь,
О, милая девушка Зоя,
Ты снишься порой мне всю ночь.

В мае 1995 года «Правда» представила стихи Дадьянова. Его негромкий, честный голос, писала газета, так и не был услышан. Он не дожил даже до единственной своей книжки. Хотя, добавлю от себя, вполне был этого достоин. Особенно на фоне оплаченной спонсорами шелухи.

Алексея Дадьянова подростком угнали в Германию из родного Орла. Три года он был остарбайтером. Потом — фильтрационный лагерь, Советская армия, работа…