– У нас в Валдае один раз были на гастролях артисты из Пушкинского театра, из Александринки, водевиль показывали. Когда они приехали, старик сторож Дома культуры их с достоинством степенно спросил: «А какой у вас репертауэр?»
– На гармошке не играешь?
– Увы. На гитаре могу. Меня наш сосед, ветеринар, учил. Сидит, бывало, в печали, красивый такой, в толстовке, с чубом, бант на шее, и говорит со значением: «Все смешалось в доме Болконских». Потом гитару возьмет и поет: «Черная роза, эмблема печали…» Любил в беседке нашей петь. У нас летом беседка из вьюнков в огороде стояла. Знаешь такие вьюнки - граммофончики? Разноцветные
– Телок несчастный. Для чего ты музыканту такой идиотской песней «козу» делал? Чем он тебе не угодил?
– Старый твой знакомый - раз; подходит тебе по всем статьям - два; да и вправду комплекс у меня, я никогда на концерте классической музыки не бывал, оркестра филармонического не слыхал.
Я подвирал: по радио слушал частенько.
– Глупости. На днях и пойдем. Не был - побываешь.
– А вдруг я классическую музыку не пойму?
Видимо, я вошел в роль, разыгрывая село глухое.
– Кто же музыку понимает, дурачок? Ее слушают. Там и понимать нечего. Слушай - и все. Уши есть? Есть.
Она подергала меня за уши, потом прикусила мне мочку уха.
– Как долька мандарина.
– Не надо мне уши заедать, - сказал я плачущим голосом.
Тишина обволакивала нас, приглушала звук автомобилей и бряканье трамваев за Летней канавкой, особенная тишина Летнего сада.