Архипелаг

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.

Детям вечно досаден их возраст и быт,
И дрались мы до ссадин, до смертных обид,
Но одежды латали нам матери в срок,
Мы же книги глотали, пьянея от строк!

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз,
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный клич принимавшие вой,
Тайну слова «приказ», назначенье границ,
Смысл атаки, и лязг боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних войн и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов…
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.

И злодея следам не давали остыть,
И прекраснейших дам обещали любить,
И друзей успокоив, и ближних любя,
Мы на роли героев вводили себя!

Только в грезы нельзя насовсем убежать,
Краткий век у забав, столько боли вокруг…
Попытайся ладони у мертвых разжать,
И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев еще теплым мечом,
И доспехи надев, что почем, что почем!
Разберись, кто ты трус иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус настоящей борьбы!

И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
От того, что убили его, не тебя —

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал —
По оскалу забрал – это смерти оскал!
Ложь и зло – погляди, как их лица грубы,
И всегда позади – воронье и гробы!

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если руки сложа, наблюдал свысока,
А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем!

Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал.

На минуту установилась тишина, бабы тихо вытирали слезы, мужики молчали. Михалыч встал, поднял стакан и сказал:

– Давайте… за тех, кто не пережил…

Загромыхали лавки за длинными столами, люди встали и молча выпили.

А потом Иваныч как-то ловко выхватил у меня гитару, шибанув по струнам, и запел:

Кавалергарда век недолог,
И потому так сладок он,
Труба трубит, откинут полог
И где-то слышен сабель звон.
Ещё рокочет голос трубный,
Но командир уже в седле,
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле.
Не обещайте деве юной
Любови вечной на земле.

Одним словом, праздник удался, в полном смысле этого слова. Островитяне расслабились, перезнакомились те, кто еще не очень был знаком. Какие-то пары разошлись гулять по единственной дороге от хутора до поселка. Когда мы со Светланой «по-английски» покидали застолье, на хуторе опять звучал аккордеон и был слышен визг девчонок.

251-й день. О. Сахарный

Иваныч разбудил меня ни свет ни заря, и мы с ним отправились на «Аврору» утверждать состав экипажа.

– Ну что, я так понял, что ты тоже залип на нашу красавицу, – сказал Иваныч и постучал по переборке, когда мы с ним сидели в кают-компании.