- Ах, он вспомнил писание, глядите на него! – непристойно хохоча, заверещала девица. - Наш неудачливый клирик вернулся в свое монастырское помешательство? Нигде нет пристанища Ансельму? Никто его не принимает! А я рада, знаешь. Когда грохнулся твой свод, готова была кувыркаться от радости! Снюхался с бледной поганкой Агнессой, вот и получил. Так тебе и надо! Любой твой промах, любую неудачу я боготворила! За что же мне тебя благодарить, сеньор? У сводницы Бланш все кости перемыли такому гуляке, который готов лечь с прачкой и покупать подношения, а я?! Почему не я? Почему кто угодно мог быть с тобой, кроме меня?..
- Что вообще несешь?!? Твоя кандидатура будет рассмотрена самой последней в мире, Люкс! Как смела ты нас обсуждать с посторонними? О, нет, хватит, замолчи, ради Бога! - крикнул я, но уже не мог остановить ее.
Тогда я размахнулся и ударил Люкс. На мгновение она замерла. Потом резко дернулась в мою сторону, прижавшись маленьким юрким телом, и прошипела, глядя полными гнева черными глазками:
- Наконец-то откинулся слепой Хорхе, этот старый придурок!!
И в этот раз я смог ответить.
- Отойди от меня, Сатана.
***
Я шел прочь, и шел, и продолжал идти, только прибавляя шаг. И мне мешали рукава, волосы, прохожие, яблоки, раскиданные по мостовой опрокинутой корзиной, ветки деревьев, ставни домов, они мешали мне так же ощутимо, как Люкс.
Я не мог поверить, Архангел Гавриил, выглядывая из-за облаков, не мог поверить, Святая Екатерина на колесах повозок не могла поверить, одаренный Климент из Ами не мог поверить, даже моя супруга Люсия не смогла бы поверить в то, как меня надули. Предупреждали же добрые люди о том, что цыгане – отродье дьявола, и нет в них ни веры, ни правды. «Она обманывала меня все эти годы!» - вдруг воскликнул я прямо на рыночной площади. «Они всегда обманывают», - усмехнулся в ответ какой-то приземистый торгаш. И я пошел прочь, ровно выбрасывая вперед длинные деревяшистые ноги, и заостренные носки ботинок, и долгие полы одежд. Я шел и шел, и продолжал идти, лишь только прибавляя шаг, выбрасывая вперед свитки писем от Люкс. Пошлых, душных слов и квадратных букв от Люкс ко мне. Они летели редким мусором на мостовую, в сточные канавы, в придорожную пыль, в надорожную хлябь, в ухабы, ямы и рытвины, в плодородную землю.
Люкс разбазаривала мой талант, отбрасывала его за ненадобностью. Святилище! Алтарь! Она продавала мое святилище по цене пользованного гончарного круга. Она распродавала дарохранительницу нашего храма тайком, по кусочкам и золоченым деталькам, как я в обход списывал известняк. Она обманывала меня всегда. И ладно. Не такое проглатывали. Ты можешь обидеть, но тебе никогда не переломить мне крышу, никому никогда не разрушить мой свод. И я продолжал идти вон отсюда, я не мог здесь оставаться.
С пергамента меня отравляли постоянные «красавчик». Сука, подумал я. Ну какой я красавчик? Я – главный архитектор Города! Меня нужно уважать! «Красавчик». Сука блудливая, обозвал я Люкс снова. Проклятая чуть не соблазнила меня. Как она посмела так сказать о Хорхе? Откуда она знала? Одно за другим я выкидывал Люксовы письма, и они летели по улицам предвестниками скорого листопада.
Переулки сумрачных кварталов, где уютно было мху, плесени, крысам, помнишь, в одном из таких тупиков мы познакомились; тенью отошла от меня стена с ее грозными зубцами; я покинул городские ворота и отправился еще дальше, в поля.
Враг не любит сильных, враг не любит взрослых. Притворится другом, всепонимающей личностью и долой условности! Долой предрассудки! Ей было выгодно иметь меня рядом, с нескончаемыми: «никто не признает моего гения, все вокруг недостойные». Стоило чуток подняться, как я мигом ей разонравился.
Рожь, овес, пшеница, фруктовые деревья, виноградники – царство земное полнится новой жизнью. Башенки, постройки, охрана градских границ стройно стоят да прямо, ни один не свалится, темной ночью ни одна звезда не упадет с небосвода. В воду.
Мостик, перетянутый через реку, куда ушла любимая, дергался подо мной светлыми старыми досками, пока я кидал вниз вынутые из рукава эти плодящиеся листок от листка, ложные, тщетные, бесконечные Люксовы письма. Выбрасывал их, отторгал всей душой, всегда-навсегда, выкидывал прочь. В воду.
А ведь это я сам научил Люкс читать и писать, когда та была еще девчонкой, ездил ей по мягкому черепу Евангелием. Она была моя маленькая нелюбимая замухрышка, гнойнички-веснушки, и я стеснялся ходить с ней по улице, но именно моими стараниями все же выросла в достойного собеседника, жаль только не оставалось эпистолярных доказательств.
Остановившись далеко в полях, оглянулся назад, туда, откуда пришел, чтобы еще раз переморщиться на жестокий лживый Город, полный цыганского сброду, и остолбенел.
Оттуда, с холма, за столько пройденных дорог, уже оформленной высотой вытянувшийся в самое поднебесье и затуманенный строительными лесами, смотрел вниз на мир мой исполинский Собор.
Глава 18
Вниз
Когда вернешься домой, там будет пусто.
Так долго ей пренебрегал, и возмездие настигло.