– Сделайте одолжение, покиньте комнату. Съемка, как мне объяснили, состоится в другом месте.
– Ваще! – оторопел толстяк. – Да ты кто такой?
В ту же секунду в комнату вошла Ирэн.
– Ванечка, ангел мой, как дела? – защебетала Котина. – Чудесно выглядишь. Тебе все объяснили?
– Пока нет, – улыбнулся я, – и возник вопрос: Евгений велел мне уйти из комнаты, так как…
Глаза Ирэн потемнели.
– Что? Кто тебе ве-лел? Ве-лел? Кто? Ну-ка покажи пальцем на покойника.
Я впервые в жизни оказался в роли маленького обиженного мальчика, у которого есть мама, готовая растерзать любого, кто косо посмотрел на обожаемого ею сыночка.
И, забыв о воспитании, ткнул пальцем в Евгения и злорадно наябедничал:
– Это он!
И тут в комнату влетело торнадо по имени Николетта.
– Никки, – прозвенела Ирэн, – данный… э… человек велел Ванечке уйти из его комнаты!
Моя маменька никогда не страдала излишней любовью к сыну. Чаще всего маленький Ваня слышал от нее: «Не мешай, ступай в детскую, займись чем-нибудь». А вот Ирэн – матушка-наседка, она безмерно обожает Олега, до сих пор старается загородить его своим телом от всех жизненных сквозняков. Уж не знаю, что хуже: мамуля-пофигистка или мамочка-заботушка. Лет до десяти я думал, что лучше второй вариант. Мне хотелось, чтобы Николетта обнимала, целовала, хвалила меня. Но потом мне стало ясно: этого никогда не случится. А годам к пятнадцати я сообразил, маменька-пофигистка намного лучше. Можно делать, что угодно, никто тебя не остановит. Теперь же Ирэн и Николетта тесно подружились, а маменька всегда старается соответствовать жизненным правилам своих приятельниц. Котина безмерно любит сына? Значит, Николетта меня тоже обожает!
– Кто велел Ваве уйти из его комнаты? – нахмурилась маменька. – Это говорить можно только мне! Ну и тебе еще!
Ирэн вздернула подбородок.
– Я так никогда не поступлю!
– И я тоже, – спешно заверила Николетта.
Обе дамы прищурились и пошли в сторону Евгения.
Ася, поняв, что сейчас мужика порвут на тряпки, шмыгнула в коридор. Я ушел следом в самом прекрасном настроении. Честное слово, роль Плохиша-ябедника мне очень понравилась.
Глава 18
Примерно через час я, одетый в шелковую пижаму фиолетового цвета, возлежал на круглой двуспальной кровати под одеялом, которое было засунуто в розовый мешок из какого-то непонятного материала. Наволочки и простыню сшили из него же. Комнату превратили в будуар содержанки девятнадцатого века. На окнах висели занавески из бархата, над кроватью покачивался балдахин, пол покрывал толстый, на вид маняще мягкий ковер. На тумбочке около меня стояли бутылка шампанского, два бокала, рядом находилась пара ваз с конфетами и печеньем. На правой стороне ложа устроилась кукла, внутри которой пряталась Тата. Ни один член съемочной бригады не знал, что Бэтти полая внутри, она, по сути, прекрасно сделанная ростовая фигура. Все вокруг считали женщину-робота чудом технической мысли.
– Сцена номер один. Спальня, – скомандовал тощий мужчина в джинсах. – Камера, мотор, работаем. Ивану дали ухо?
Я невольно вздрогнул и тут же услышал в своей голове женский голос:
– Здрасте, Ваня. Я ваше ухо.
– Добрый день, – машинально ответил я.
– Пожалуйста, ничего не говорите.
– Хорошо, – пообещал я.
– Молчите.
– Ладно.
– Ваня, вы постоянно что-то произносите.
– Я же должен сообщить, что понял.
– Нет.
– Но как вы догадаетесь, что я вас услышал?
– Можете кивнуть. Я вижу вас.
Я изумился.
– Вокруг меня сейчас только мужчины.
– Я в соседней комнате, наблюдаю за происходящим по монитору. Понимаю, вам трудно с непривычки. Но вы въедете в суть. Я говорю, а вы повторяете. Ясно?
– Да, – согласился я.
– Ваня, просто кивните.
– Ох, простите, – спохватился я.
– Все хорошо. На всякий случай сообщаю, режиссера зовут Петр. Он гений.
– Кэт, поправь ему морду лица, – в ту же секунду приказал Петр.
Около меня возникла высокая девушка с челкой, которая прикрывала ее брови. Кудрявые волосы падали ей на плечи, розовая кофта-размахайка скрывала очертания верхней части фигуры, зато нижняя, упакованная в голубые, туго обтягивающие «фундамент» джинсы, демонстрировала умопомрачительно длинные стройные ноги. Нижнюю треть лица занимали ярко-красные, нереально пухлые губы, щеки сияли розово-перламутровым румянцем, а глаза обрамляли ресницы толщиной и длиной со спичку, которой разжигают камины.
Кэт взмахнула кисточкой, а я в этот момент сделал вдох. В легкие влетела дисперсная пыль. Меня тут же стал душить кашель. Присутствующие стояли молча.
– Ну, наконец-то, – буркнул режиссер, когда я успокоился. – Эй, хлопок!
К кровати подскочил парень с черной табличкой в руке. Он встал около меня и чем-то щелкнул, раздался резкий звук. Я невольно дернулся.
– Ваня, спокойно, – запело ухо, – забудьте о камере, ее нет. Вы с Бэтти вдвоем. Утро. Повернитесь на бок, обнимите робота.
Делать нечего, я выполнил указание.
– Иван Павлович! Ну не под одеялом же, – захихикало ухо, – откиньте его.
– На мне только пижама, – напомнил я.
– Молчите!
– Ничего, дорогой, – ласково пропела Бэтти и сбросила одеяло, что нас прикрывало, – твоя пижамка очень сексуальна.