Архитектура для начинающих

Понимая, что ничего подобного в жизни Риты еще не случалось, Ольга не торопилась, словно заново переживала с ней свои ощущения от первого собственного открытия мира чувственности, с той лишь поправкой, что теперь она гораздо точнее знала маршруты удовольствий. Впрочем, этот опыт нисколько не умалял ее собственного интереса, а был лишь инструментом в арсенале исследователя.

Выписывая вензеля своих тайных знаков на теле доверившейся ее желаниям Риты, Ольга теряла голову, а Рита в какой-то момент перестала удивляться реакциям собственного тела, этой ее личной терра инкогнита. У нее захватывало дух от смелости, щемящей нежности и чего-то еще, на что не хватало пока словарного запаса для описания самой себе и определения. Она лишь глубоко выдыхала эмоции голосом, когда Ольга очередной раз погружалась в нее резко/глубоко, хватала на вдох странный кленовый запах и впивалась вдруг заострившимся когтями во влажные, напряженные плечи…

Где-то там, в мифическом пространстве, где нет времени и морали, Рита растворилась океаном чувственности, потеряла границы и стала первозданной стихией в чутких руках странной, почти незнакомой женщины.

Рита смутно помнит, как в сумерках, вместо занятий по автокаду едва добралась до дома. По дороге звонила маме, сказалась больной, попросила забрать Соню из сада. Рухнула в кровать и уснула так крепко, словно умерла.

Она родилась на границе зимы и весны в странной квартире-коммуне своего творческого дедушки – свободного художника.

Ее будущие родители встретились на вступительных в Московский ВУЗ, и, как гласит семейная легенда, полюбили друг друга с первого взгляда. Жгучая, черноокая красавица Диана и молчаливый мечтатель с небесно-голубыми глазами поэта. До противоположности разные, они идеально дополнили друг друга недостающими качествами, уравновесили и спустя совсем немного времени пришли к выводу, что больше в этой жизни никто иной им не нужен.

Лежа на животе, Рита свободно растянулась по всей длине кровати. Привычно строгое, серьезное или грустное выражение лица – маски, носимые ею даже во сне, сменились сейчас на легкое сияние умиротворения. Так на фресках выглядит Будда, достигший просветления.

Удивленный (если не сказать больше), Мишка стоит в полумраке комнаты над спящей женой. Обычно чутко реагирующая на любой звук, сейчас она не слышит его. Не реагирует на свет и даже на осторожное касание. Она спит так крепко, словно… Мишка нервно одергивает руку. На прикроватной тумбочке полувыпотрошенные блистеры незнакомых таблеток, пустой стакан с каплей воды на самом дне.

—Невинный! – смеялась Диана, узнав дословное значение имени любимого и сходя с ума от нежности к нему. К его пушистым ресницам и теплым, доверчивым объятиям. К его улыбке, нерешительности в ее присутствии и непоколебимой твердости во всем, что касается обучения. Двухметровый ангел и математический гений, он весь был собран из противоречий, которым не хватало только одного – ее неиссякаемой энергии, ее страсти.

Мишка поискал пульс на руке у спящей Риты, понял, что не помнит, где и как его искать.

Бьющаяся жилка на ее виске, издеваясь, символизировала жизнь.

На всякий случай он проверил чистоту вен (на доступной руке, другую Рита держала под подушкой, и извлечь ее оттуда не представлялось возможным), понюхал дыхание на наличие алкоголя – чисто!

Мать Иннокентия стала тем камнем преткновения, о который обычно проверяются чувства влюбленных. Возненавидев Диану с первого упоминания о ней, она просто представить себе не могла, как ее единственный сын, ее кровь и плоть, надежда и гордость мог выбрать в жены эту варварку с черными глазами и несносным, диким нравом.