Архитектура для начинающих

– Ребенка разбудишь, – очнувшись, Рита с удивлением отмечает, что за собственными размышлениями /воспоминаниями она не заметила, как прошло уже много времени. – Если бы не ты… – нечаянно озвучивает свою самую сокровенную мысль. – Я сейчас была бы далеко отсюда и от ваших всеобщих заебов. А так… – и столько досадной горечи в ее негромком голосе/образе.

– Что так? – моментально вскипает и нависает над женой Золотарев, буравит тяжелым взглядом, словно пытаясь добуриться до того самого непонятного, что невозможно держит его самого подле этой странной женщины, отвечающей на все его чувства либо терпением, прикрывающем раздражение, либо еще более обидным снисхождением.

– Кому ты нужна? Ты ж… деревянная в кровати! – тяжело дышит, не понимая, что его еще удерживает от того, чтобы не кинуть ее здесь же на пол, как Джамалу, например…

– А ты дубина по жизни! – отрезвляет холодной сталью голос Риты. – Спать вали. Презентация завтра, – она поднимается, он падает обратно в свое кресло.

– Со мной пойдешь! – кричит ей вслед. – Будем изображать счастливую пару! Мистера и Миссис Смит!

«Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах».

Ночное небо не ответило Ольге на очень расплывчатый вопрос «зачем всё?»

В дверях она нашла записку Джамалы: «Презентация завтра в два часа дня. Позвони, как найдешь».

Забытый в одинокой квартире, смартфон засыпался пропущенными вызовами и непрочитанными сообщениями из всех установленных на нем мессенджеров. Этот ворох красноречиво напоминал о «на завтра» отложенных проблемах.

Забив на них и сегодня, Ольга легла спать, а память, отвечая на события прошедшего вечера, плавно трансформировалась из неосознанных желаний в сон – ей всегда хотелось тепла…

Ранним июньским утром они с матерью стояли в дверях старинной питерской квартиры.

Ольге – 16, Даше – 32. Абсолютно чужие и незнакомые, несмотря на прямое, кровное родство.

– Я пришла взять свое, – переживая первое предательство (друга и любимой), Оля меньше всего думала о дипломатии. Хотелось убивать, разрушать и творить свою жестокую справедливость.

– Здесь твоего нет ничего, – холодно ответила мать, никогда для этой дочери матерью не бывшая. За ее спиной шуршали шаги, там просыпалась другая семья, настоящая.

– Это моя квартира, я десять лет ее ждала и честно выполнила все ваши условия. – С взрослением в лице девушки острее обозначились фамильные черты и ее собственное упрямство.

– Можешь зайти, – женщина отошла на полшага (так горы поддаются невозможной силе человеческого духа). – И даже поздороваться, для начала.

Одну комнату Даша сдавала женщине с пятилетним ребенком, в двух других жила с мужем, общим сыном и больной матерью мужа.

– Как видишь, нам тебя некуда, – совсем как десять лет назад, Даша бессильно развела руками, всем своим видом показывая, что нет места ее кукушонку в этом гнезде. – Разве только с Агнией Ивановной рядом, заодно присмотришь за ней.

– Не волнует, – взрослеющий птенец смотрел холодно и безразлично. – Это моя квартира. Ты это знаешь. А куда вы пойдете вместе с вашей Агнией Ивановной, меня не волнует.

Софья Игнатьевна, умирая, думала лишь о своей маленькой Оленьке. В ее почти взрослых, шестилетних ручонках она оставляла свой Ленинград со всеми его дождями, домами, каналами. Свою память, свое исчезающее тепло и завещание на фамильную, старинную квартиру.