– Это раньше была учебная машина, у переднего пассажира есть педали, инструкторские… Ну, вы поняли, – Антон кивнул. – Вот она чутче следила за дорогой, нежели этот.
Так бывает: если умеешь водить, то, когда едешь с идиотом за рулем, мигом реагируешь вдавленной в пол левой ступней. Инстинктивно.
– Понятно… Вас зовут-то как?
– Владимир. Можно, я Вас осмотрю? – Как зовут Антона, Владимиру было насрать, что в целом, объяснимо: у него таких Антонов за смену уже было и еще будет…
– Валяйте.
Дальше пошли какие-то тесты: ярким фонариком в глаза, потом следить за пальцем влево-вправо, померить пульс на запястье, давление, укол экспресс-анализатора крови, ощупать череп, приговаривая: «Так больно? А так? А вот так?». По-всякому было больно. И нога подвывала.
– Сотрясение и ссадина на лбу, надо перевязать, а так – жить будете. Надо бы рентген сделать, посмотреть, что там. – «Есть ли что-нибудь вообще…» – Как минимум я рекомендовал бы пару дней постельного режима. – Антон хмыкнул: ну да, отпустят его отлежаться, как же.
– Ногу еще посмотрите, вроде растянул или вывихнул. Ходить больно и неудобно.
Пока доктор проводил свои манипуляции с ногой, подошли сотрудники ГИБДД:
– Добрый вечер! – «Вечер? Сколько времени-то…» – Антон посмотрел на браслет. – «Ох, твою ж мать!..»
– Не очень.
– Как дела? – То ли к нему, то ли к доктору обратился старший.
– Жить будет. – «Не смешно». – Сотрясение мозга и вывих, который мы сейчас,.. Оп!.. – Острые раскаленные лезвия впились куда-то в область таза, в опасной близости к самому важному органу, и так же резко пропали; Антон даже не успел вскрикнуть, только судорожно вдохнул, зашипел рассерженно и замычал. – Ну, вот и все, – продолжил доктор, – Теперь позвольте обработать мелкие раны.
Антон выдохнул. Только сейчас он понял, что все это время нога ныла тупой болью. Так часто бывает – привыкаешь к боли, а как ее уберут – чувствуешь пустоту и ностальгию. Раньше было лучше, раньше хотя бы болело. Теперь же – просто пусто. «Боль ползет по проводам…» – откуда-то возникла очередная странная мысль.
– Сигарету? – Полицейский протянул початую пачку.
– Не курю. Вам что надо? – Антон огрызался. Привычка, что ли?
– Мы хотели узнать, что с этим делать. – Полицейский пожал плечами, убрал пачку и кивнул в сторону того сумасшедшего, из-за которого тут толпа пострадавших и труп. Нация кивателей и регулировщиков. И аутистов. Их на дорогах всегда было много, даже до войны.
– А я откуда знаю? Ебнутый он какой-то. Вы лучше водителя маршрутки оформляйте, он по телефону разговаривал.
– По телефону? Ясно, а говорит – тормоза не сработали.
Полицейский достал папку с бумагами, раскрыл, извлек из внутреннего кармана ручку и начал что-то дописывать на какой-то очередной листок, который, пройдя все круги начальства, отправится в архив, если не потеряется по бесконечной дороге из кабинета в кабинет в одном здании.
– Пиздит, – лаконично ответил Антон, пока врач легонько водил по лицу ватным тампоном, смоченном в вонючей и пощипывающей перекиси.
– Ладно, с водителем мы разберемся, – полицейский помялся, пытаясь выглянуть из-за фигуры врача и смотреть на Антона, – Но с этим тоже что-то надо делать…
– А я чего? – Надоело быть самым главным. Нет, не так. Надоело быть тем, на кого скидывают ответственность. Коряво немного, зато правда. Правда в этом мире уже вся – корявая. Зато ложь – стройная и сладкая, льется из всех радио- и теле- приемников бесконечным потоком.
Антон продолжил, разглядывая пуговки и ниточки на халате врача, но разговаривая не с ним. Странное ощущение, непонятное.
– Его врачи осмотрели? – Один из них как раз колдовал над перевязкой на его голове.
– Осмотрели, – полицейский кивнул, как игрушечный бульдог на торпеде в маршрутке, над батареей маленьких икон со всеми выдуманными за века святыми. – Травм нет, но он… Как врач сказал-то?.. – Он обратился к другому, но Антон его прервал, закатывая глаза:
– Ебанутый он. В дурку его.
– Ну, можно и так… Как скажете.
Дежурные уже развернулись и двинулись обратно в гущу событий заполнять еще какие-нибудь бессмысленные бумаги, как вдруг Антон вспомнил два странных, чуждых силуэта в толпе, которые слишком подозрительно наблюдали за произошедшим и за тем невменяемым парнем.
– Подождите! – Врач, как назло, закончил и складывал препараты обратно в свою сумку. Разговаривать с его халатом было удобно. Или, на худой конец, оттолкнуть бы его, мол, не волнует меня собственная боль, я – за справедливость! Полицейские повернулись обратно на зов: – За мной.
Антон наконец встал, морщась от боли и легкого головокружения, потягиваясь и немного разминая ногу. Хоть бы Владимир остановил и протянул блистер с парой таблеток обезболивающего, но не дождешься – его и в аптеках не густо осталось, а тут тратиться даже не на помирающую старушку, а из «этих Управленцев», как за глаза называют Антона. А он и привык терпеть. Так что даже «спасибо» не скажет – ему ведь никто не говорит.
«Возможно, потому что все твои… пациенты… уже умерли?»