Архив барона Унгерна

Непримиримым врагом и бескомпромиссным оппонентом Бенедикта был его младший брат Вильгельм, основатель антисакральной унгерналистики. Вильгельм Маргенштерн, борец за мир и разоружение, вступивший в СДПГ под влиянием расправы над Матиасом Эрцбергером, депутат Рейхстага, засыпавший с Веймарской конституцией под подушкой, – он был категорическим противником трансцендентальной теории происхождения Р. Ф. Унгерна. Вильгельм неоднократно заявлял, что барон отказом от проведения демократических выборов в Народный Хурал Монголии запятнал идею правового государства и гражданского общества. Он не раз инициировал в Рейхстаге проект резолюции публичного осуждения Унгерна, отлично понимая, что это повлекло бы за собой автоматический запрет деятельности НСДАП в Германии. Целеустремленность, столь свойственная Маргенштернам, вела Вильгельма к победе – в 1932 году ему удалось добиться открытого рассмотрения «дела Унгерна», для чего он доставил в здание Рейхстага материалы своего архива. Реакционные круги не могли смириться с поражением, и накануне слушаний помещение с засекреченными документами было подожжено и выгорело дотла, впрочем, как и само здание Рейхстага. Современные унгерналисты, в том числе Эрнст Маргенштерн, считают, что основным оправдательным доводом на Лейпцигском процессе для Георгия Димитрова послужило его откровенное пренебрежение личностью Унгерна, чем не мог похвастаться его тайный поклонник Мариус ван дер Люппе[75].

Лейпцигский процесс стал поворотным моментом в жизни Вильгельма Маргенштерна. В 1933 году он вступил в Коминтерн и вскоре бежал в Советский Союз. После нескольких лет необъяснимого молчания он приобрел всеобщую известность как исполнитель главной роли в спектакле Герберта Раппопорта «Доктор Мамлок». Печальное предзнаменование Керенского, не взирая на горькую иронию Шульгина, вновь оправдало себя: политик превратился в актера. За кадром осталось лишь облако из букетов поклонниц и листков с автографами, давшее возможность Вильгельму, словно обладателю сказочного цеппелина, воспарить над реальностью парламентских выборов и безотчетным пафосом политических заявлений, так тяготивших его агонистическую юность.

Гедеон Маргенштерн последним из братьев вступил на тернистый путь унгерналистики. Бурные сражения старших представителей династии обошли его стороной, равно как и политические баталии, коими сопровождались агония Веймарской Германии и рождение Третьего рейха. Гедеон, художник по профессии и по природе, посвятил свою молодость созданию пустынных пейзажей, подобно Казимиру Малевичу, заслоняя цветущие оазисы и витиеватые конструкции оросительных сооружений толщами песка и парадоксально-отталкивающими фатаморганами. Эстетическое мироощущение позволяло ему игнорировать общественное мнение, взывавшее к нему как к третейскому судье в спорах Бенедикта и Вильгельма, но в конце концов и Гедеону вслед за братьями по крови и науке пришлось снизойти до пыльных фолиантов архива. По истечении нескольких месяцев (дней? часов?) Гедеоном Маргенштерном была сформулирована квазиперсоналистская парадигма унгерналистики, справедливо названная современниками «ударом в мягкое подбрюшье науки». Гедеон отрицал не только божественную природу барона Унгерна и материальность Народного Хурала, но и самого Унгерна, его личность, биографию и творчество[76].

Агностицизм квазиперсоналистов, пропагандируемый маргинальными элементами и завоевавший сердца «золотой молодежи», по меткому выражению Геббельса, «паразитировал на неокрепшей арийской психике, направляя грозную поступь потомков Арминия в клиники Альфреда Адлера». Начавшиеся после заявления рейхсминистра репрессии привели к разгрому школы квазиперсоналистов. Сам же Гедеон Маргенштерн своевременно покинул Германию, направившись на этюды в Ливию, где вскоре стал парадным портретистом Эрвина Роммеля. Дружба с полководцем спасла художника. По свидетельству публициста Шарлотты Маргенштерн, фельдмаршал лично разорвал ордер на арест и препровождение Гедеона в Маутхаузен, лишив его возможности знакомства с печальной судьбой генерала Карбышева[77]. Эрвин Роммель принял деятельное участие и в судьбе архива сына барона Унгерна. Известно, что летом 1943 года он направил эмиссаров к главе американской разведки в Швейцарии Алену Даллесу, но когда тот, держа в уме неудачу «миссии Гесса», в ультимативной форме потребовал предоставления фотокопий архива, германская сторона свернула переговоры. Достоверным фактом является и то, что заговорщики (в числе коих был Роммель), готовившие в 1944 году антигитлеровский переворот, выступали под демагогическим лозунгом опубликования документов архива.