Чтобы осмыслить это глубже и полнее, он заказал второй напиток, хотя искренне недоволен был даже и с невинным питием в столь ранний час, когда, можно сказать, утро еще толком не началось. Однако заботы его тяжки, и он словно бы принял на себя образ кабинетного министра. Что значит — «кабинетного»? Премьер-министра, точнее было б сказать. Политика в некоторых ключевых отношениях была его личной задачей: он принимал — и уже принял — важнейшие решения. Его намерение удалиться от мира лично, до конца своих дней, было, вероятно, самым важным — но лишь в отношении его самого и его бессмертной души; последние же дела с Банком Ирландии касались всего рода людского, ныне и присно. А что ж Де Селби? Убить его было б непоправимо грешно, однако на ум Мику пришел срединный и менее лютый промысел, кой, несомненно, выдавал в нем академичность сознания. Он потратит незанятые выходные на точную и сдержанную запись фактов, касающихся Де Селби, его химической работы и дьявольских замыслов, а также предпринятых действий, вплоть до сегодняшнего утра.
И вот еще что: сообщить Мэри, что у него, так сказать, нет нужды в ее пригляде. Письмо — немыслимо и трусливо, да и желательно подчеркнуть, что именно строгий, закрытый орден — а не другая женщина — подтолкнул его столь резко передумать. В понедельник или вторник он попросит ее встретиться с ним вечером в гостинице «Рапс». Это место приятно удалено для бурной сцены, если таковой суждено случиться, а также всегда возможно, что там окажется Хэкетт.
К тому времени его второе расследование Джойса завершится, и, вероятно, возникнет решение, что делать с этим странным человеком — и делать ли что-нибудь вообще. Разобраться и с ним, и с Мэри и Хэкеттом заодно — грандиозная программа на один вечер.
Глава 18
В поезде на Скерриз во вторник вечером настроение его было мирным — успокоенным даже, справедливее будет сказать.
Гостиница оказалась заведением простым, без бара, но некий старик, неприметный в манерах и одежде до такой степени, что неясно было, слуга он или владелец, провел Мика по коридору в «гостиную, где господа принимають напитки». То была скверно освещенная комната, маленькая, с линолеумом на полу, несколькими маленькими столиками там и сям, а в жаровне мерцал огонь. Мик был один, согласился со своим хозяином, что вечер для этого времени года никудышный, и заказал маленький херес.
— Я ожидаю друга, — добавил он.
Но Джойс оказался пунктуален. Появился он бесшумно, очень тщательно одетый, тихий, спокойный, в маленькой черной шляпе, венчавшей его некрупные строгие черты, в руке — крепкая прогулочная трость. После легкого поклона он сел.
— Я взял на себя смелость попутно заказать кое-что, — сказал он, чуть улыбнувшись, — мы, люди этой профессии, стараемся беречь ноги других. Надеюсь, вы «на пятерочку»?
Мик легко рассмеялся.
— Великолепно, — сказал он. — Прогулка от станции бодрит сама по себе. Вот ваш напиток, я угощаю.
Джойс не ответил, взявшись прикуривать небольшую черную сигару.
— Я слегка робею, — сказал он. — У вас, судя по всему, в этой стране множество связей. Завидую вам. Я знаю кое-кого — но друзья? Ах!
— Возможно, вы по природе более уединенного сорта человек, — предположил Мик. — Вероятно, компания в целом вам не очень приятна. Я лично считаю, что интересные люди — редкость, а зануды — повсюду.
В сумраке почудилось, что Джойс кивнул.
— Один из величайших недостатков Ирландии, — произнес он, — в том, что здесь слишком много ирландцев. Понимаете? Я знаю, что это естественно, этого следует ожидать — как диких зверей в зоопарке. Но того, кто прожил в мешанине современной Европы, это раздражает.
Так он подвел Мика к сути его запроса, так сказать. Голос Мика был тих, утешителен: