Архив еврейской истории. Том 12

Пишу Вам по-русски, хотя мог бы написать и по-еврейски, но письмо слишком ответственное, и я опасался какого-нибудь недоразумения. Что касается существа Вашего предложения[935], то я его сообщил Эквадорскому комитету, который не замедлит его обсудить и дать Вам свой ответ.

Однако я не могу ограничиться лишь официальным отношением к Вашему письму, и не только потому, что я прочел в нем упрек по адресу Эквадорского комитета, но и потому, что считаю необходимым Вас, как старого товарища, ознакомить с истинным положением вещей, ибо только правильное освещение всей истории и деятельности Эквадорского комитета <нрзб> Вам, как могли Самуил Осипович [Житловский] и Бони[936] очутиться в том отчаянном положении, в котором они находятся, и чья тут была вина, насколько такая вина была с чьей-нибудь стороны. Мой рассказ явится также базой для ответа на Ваш основной вопрос: есть ли у Эквадорского комитета какие-нибудь виды и надежды добыть необходимые ему средства для дальнейшей его деятельности и мог бы он гарантировать заём, если бы в Америке нашлись якобы готовые ему ссудить указанную нами сумму. Прошу Вас поэтому, дорогой друг, очень внимательно прочесть нижеследующие строки.

Около трех лет тому назад Самуил Осипович предложил мне вступить в Эквадорский комитет, который ставил себе целью получение от Эквадорского правительства концессии на обширную территорию, годную для устройства на ней большого числа еврейских эмигрантов. Предлагая мне войти в Эквадорский комитет, Самуил Осипович меня уверял, что Эквадорское правительство через парижское Генеральное консульство и своих послов в Европе дало уже Эквадорскому комитету определенные обещания отвести ему обширную площадь земли на очень выгодных условиях. Оставалось только поехать в Квито[937] и там заключить с правительством надлежащий договор. Договорившись вполне с Самуилом Осиповичем, я вошел в комитет. Одновременно со мною в Эквадорский комитет вступил киевский присяжный поверенный Арон Израилевич Лурье[938] и Мирон Наумович Крейнин[939]. Наше вступление должно было означать, что комитет, до нас имевший весьма странную физиономию, преобразовывается в еврейскую общественную организацию. Странно было в этом комитете и то, что его председателем был избран крещеный еврей, немецкий беженец, Фрей, и что, кроме Самуила Осиповича и г. Мабо, остальные члены комитета, два брата Бони и Раш, были нам совершенно неизвестные люди.