Архив еврейской истории. Том 12

Вы, конечно, понимаете, как эти нападки и клевета должны были действовать на те зажиточные еврейские круги, на помощь которых мы рассчитывали. При таких обстоятельствах и настроениях было абсолютно невозможно собирать деньги, и как комитет ни болел душою за делегатов, он почти ничего не мог послать им. Удалось ему только устроить, чтобы лондонские друзья его отправили делегации 50 фунтов. Ко всем нашим бывшим невзгодам в конце прошлого года присоединился еще тяжелый внутренний конфликт между делегацией и комитетом, конфликт, грозивший комитету моральной катастрофой… Произошло следующее. Младший Бони снюхался с маркизом де Фаремоном и решил взорвать наш комитет. С этой целью он послал Самуилу Осиповичу телеграмму с предложением объединиться с маркизом и нас ликвидировать. Уверял младший Бони Самуила Осиповича и своего брата, что Фаремон – благороднейший человек, близко принимающий к сердцу эквадорское дело и готовый им высылать ежемесячно тысячу долларов на расходы, но при условии, чтобы он (Фаремон) стал председателем Эквадорского комитета, чтобы в комитет снова вошли Фрей, он, <нрзб>, Бони, и чтобы целый ряд членов комитета, как, например, Львович, Бруцкус, Анский и другие, были из него удалены. Самуил Осипович с презрением отверг гнусное предложение. Он даже не ответил Бони на телеграмму, а нам он написал, что «подлое предложение Бони в нем вызвало отвращение и что он скорее умрет, нежели опозорит себя соглашением с маркизом, присвоившим себе нечестным путем звание председателя Эквадорского комитета». Мы были глубоко удовлетворены таким отношением Самуила Осиповича к интригам младшего Бони. Но последний не дремал. Он насел на Гурвича, с которым Самуил Осипович очень считается, и убедил его, что только Фаремон может спасти Эквадорское дело. Тем временем Фаремон перевел делегации несколько тысяч франков, и Бони и Гурвич оба атаковали Самуила Осиповича, доказывая ему всю эффективность объединения с Фаремоном. И сопротивление Самуила Осиповича было сломлено. Мы об этом узнали, когда Гурвич явился к нам с ультиматумом, чтобы мы объединились с Фаремоном и избрали его председателем. На наши возражения, что Самуил Осипович и слышать не хочет о Фаремоне, Гурвич заявил, что мы напрасно считаем Фаремона авантюристом. Он, дескать, благородный человек, и мы совершаем преступление, отказываясь от союза с ним. «Таково же мнение Самуила Осиповича», – прибавил Гурвич. Мы не поверили, но через несколько дней мы действительно получили письмо от Самуила Осиповича с требованием объединиться с маркизом. Но так как мы к этому времени получили дополнительные совершенно достоверные сведения, что Фаремон – крещеный еврей и известный международный авантюрист, то мы, разумеется, наотрез отказались вступить с ним в какие бы то ни было сношения. Тогда Самуил Осипович прервал с нами всякую переписку, как нам недавно признался Гурвич, по его телеграммному указанию. Мы не знали об этом маневре Гурвича и писали в Квито очень важные письма, на которые никакого ответа не получали, что нас крайне удивляло и огорчало, тем более что как раз в этот период нам представился случай реализовать солидную сумму, если бы мы смогли осуществить одно предложение, сделанное нам представительством бывшей группы белорусских крестьян, живущих в Польше. Эта группа, насчитывавшая свыше 50 семейств довольно зажиточных и не нуждающихся ни в чьей помощи крестьян, обратилась к нам с просьбой отвести им 2000 тысяч гектаров земли на отведенной Эквадорскому комитету земле, т[ак] к[ак] они решили переселиться в Эквадор и устроить там свою колонию. Узнав, что землю Эквадорского комитета отводят колонистам бесплатно, представитель группы спешно согласился отчислить в помощь Эквадорского комитета на организационные расходы по 25 франков за гектар, что составило бы сумму в 50 тысяч франков. Так как Эквадорский комитет по договору обязался устраивать на своей земле европейских колонистов без различия национальности и религии, то просьба белорусских крестьян должна была бы быть нами использована беспрепятственно. Все же мы запросили наших делегатов, прося их сообщить нам, на каких условиях мы могли бы устроить белорусских крестьян и какие для этого должны быть выполнены формальности. На этот наш запрос мы до сих пор ответа не получили, и белорусские крестьяне, вероятно, на нас уже махнули рукой.