Архив еврейской истории. Том 12

Почему-то у Кобулова ничего не говорится о еще одном, «одесском», ответвлении «боевцев», о котором идет речь в предыдущей справке от 13 июня 1939 года, подписанной капитаном Павлычевым. В эту группу позднее определят пятерых местных литераторов: прозаика и критика Ирму Друкера (1906–1982), поэта и драматурга Айзика Губермана (1906–1966), поэта Самуила Гельмонда (1907–1941) и некоего Моисея Гитермана (1908-?) во главе с Нотэ (Натаном Михайловичем) Лурье (1906–1987)[90], уже именитым автором популярного и неоднократно переиздававшегося романа «Степь зовет».

Но по всему видно, что цель справки состояла отнюдь не в том, чтобы проинформировать руководство республики о реальном составе выявленной чекистами организации, что обнаружило бы довольно случайный набор имен, сгруппированных по географическому принципу, а в том, чтобы продемонстрировать «наличие глубоко законспирированного еврейского национал-фашистского подполья», которое значительно активизировало «свою антисоветскую деятельность за последнее время»[91]. Об этом говорится в самом начале, а затем, как бы в подтверждение серьезности еврейского писательского подполья, показаны нити, которые тянутся от него за пределы Украины:

Материалами следствия устанавливается тесная связь между руководящей группой националистической организацией еврейских писателей на Украине и аналогичной организацией, часть которой ликвидирована в БССР в 1938 году. Арестованный еврейский писатель Тейф Моисей, проживающий в Минске, показал в июне 1938 года о том, что на нелегальных сборищах антисоветской националистической организации, участником которой он является, от киевской организации еврейских писателей-националистов присутствовали Фефер, Гольдес и Друкер Ирма[92].

(В деле действительно имеется копия протокола допроса еврейского писателя Моисея Тейфа (1904–1966) от 30 июня 1938 года, из которого видно, что «показывал» он то, что от него хотели услышать, и потому, очевидно, одессит Ирма Друкер стал представителем киевской организации, а среди участников подполья, прибывших из-за границы, помимо эмигрантов Макса Эрика, Меера Винера и «перебежчика» из Польши Абрама Абчука, названы и реэмигранты: Давид Бергельсон, Давид Гофштейн, Лев Квитко, Перец Маркиш и Михаил Пинчевский. Сам Тейф с готовностью признал себя польским шпионом, а шпионская связь с Польшей, по его словам, «осуществлялась посредством так называемой “культурной связи” с еврейскими буржуазными газетами», издававшимися в Вильно и Варшаве, с Виленским еврейским научным институтом ИВО, и «таким путем осуществлялась связь и остальных к[онтр]революционных] организаций, московской и киевской»[93]. Характерно, однако, что когда получившие эти сведения киевские чекисты, проинформировавшие минских коллег о том, что указанные ими лица «разрабатываются как подозреваемые в участии в троцкистской группе среди еврейских писателей Украины», а «Фефер, кроме того, подозревается в шпионаже», попросили еще раз допросить Тейфа «под этим углом зрения»[94], то те в ответ сообщили (9 мая 1939 года), что Тейф от данных прежде показаний отказался и «связь с украинскими писателями отрицает»[95]. Последнее обстоятельство тем не менее не помешало Кобулову опираться на его показания.)

Дальше – больше: у еврейских писателей обнаруживаются воинствующие цели и радикальные методы борьбы, приписываемые большинству троцкистов и националистов предшествующего периода.

На этих совещаниях обсуждался вопрос о более активных действиях подполья – террористических методах борьбы, направленных против руководства ВКП(б) и советского правительства, новых вербовках с целью расширения состава организации. Это мотивировалось тем, что «еврейская культура в условиях Советского Союза обречена на гибель»[96].

В заключение, как и положено, следовало бодрое заверение в том, что дальнейшая разработка «участников антисоветской организации еврейских писателей-националистов и вскрытие деятельности организации» будут продолжены [97].