Архив еврейской истории. Том 12

Ревизия дела «Боевцы», о которой шла речь выше, была вызвана, как можно полагать, «сменой караула» в НКВД УССР. После бегства и ареста руководившего им при Ежове А. И. Успенского (1902–1940) обязанности наркома временно исполнял присланный Берией А. 3. Кобулов, а в сентябре 1939 года новым наркомом стал будущий первый председатель КГБ СССР И. А. Серов (1905–1990), пробывший в этой должности до февраля 1940 года. Следствием этих перестановок, очевидно, стала перетасовка низовых чекистских кадров, о чем можно судить по чехарде руководителей 2-го отдела НКВД, в котором разрабатывалось агентурное дело «Боевцы». Вместо исчезнувшего в одночасье капитана Павлычева зимой, весной и осенью 1940 года документы по делу подписывали заместители начальника отдела старшие лейтенанты Герасимов, Медведев и Хазин, а позднее в качестве начальников – капитан Дроздецкий и лейтенант Герсонский. Последнему, однако, удалось задержаться надолго.

(Что касается Л. М. Павлычева (1908–1942), то он, как оказалось, стал жертвой кампании чекистских чисток, развернувшейся вслед за окончанием Большого террора под девизом восстановления социалистической законности. На Украине они в первую очередь коснулась людей А. И. Успенского[151], при котором, в свою очередь, состоялись тотальная чистка и обновление центрального аппарата НКВД. Известно, что Павлычеву Успенский благоволил и продвигал его[152]. Именно при нем 29-летний выходец из Ярославля, где он начинал электриком после окончания местного ФЗУ[153], был назначен в июле 1938 года заместителем начальника УНКВД Киевской области, а далее, в октябре того же года начальником 2-го отдела республиканского НКВД. После ареста Успенского, уже при новом наркоме, Павлычева обвинили в применении «незаконных методов следствия», в результате чего во время допроса умер один из заключенных, бывший сотрудник органов, и сначала сняли с оперативной работы, переведя в Управление шоссейных дорог, тоже находящееся тогда в ведении НКВД, а затем и вовсе уволили. А в феврале 1941 года его арестовали и предали суду военного трибунала. При этом всплыли и другие «грехи» Павлычева, который «пропускал на тройку дела с явно недорасследованными материалами, на основе признаний обвиняемых весьма сомнительных в части их правдоподобности», а по прежнему месту работы в Горьковской области даже исключался из партии «за спекулятивные дела с врагами народа с коврами и зеркалами»[154]. Сам он, однако, заявлял: «Я за хорошую работу в органах НКВД получал награды и если бы у меня не обострились отношения с бывшим наркомом Серовым, то я бы суду предан не был»[155]. В итоге в августе 1941 года по приговору Военного трибунала войск НКВД Киевского особого военного округа Павлычев был осужден на 10 лет ИТЛ, однако исполнение приговора было отложено до окончания военных действий, а до того его, как и других обвиняемых, отправили на фронт, где он и погиб[156].)

Как бы там ни было, в результате состоявшейся «ревизии» ряды фигурантов дела «Боевцы» сильно поредели. В частности, сержант Смолкин задним числом пришел к выводу (с которым согласился и Герсонский), что имеющихся в материалах данных в отношении Файвеля Сито, Григория Орланда, Григория Полинкера и Натана Забары было недостаточно для взятия их в разработку и потому их следует из дела изъять и оставить на формулярном и списочном учете[157]; что вместе с ними из разработки следует исключить Мотеля Гацмана, Риву Болясную, Шлойме Лопате (Лопатина) и Шлойме Чернявского, сняв с оперативного учета вовсе. Отныне из дела выбывали также Дер Нистер, Хана Левина, которых сочли целесообразным разрабатывать по месту жительства, и, очевидно, другие иногородние писатели, о чьей подотчетной судьбе почему-то не упоминается. (Кстати, это не единственный случай в этом обширном деле, когда обнаруживаются нестыковки, ошибки в подсчетах и прочие несообразности, вызванные, очевидно, спешкой, сменой исполнителей и т. п.)

Таким образом, после очередного пересмотра дела признанных заслуживающими «серьезного внимания» «боевцев» осталось только семеро: Исаак (Ицик) Фефер, Давид Гофштейн, Исаак Кипнис, Давид Волкенштейн, Липа Резник, Матвей (Мотл) Талалаевский и Аврам Каган.

План агентурно-оперативных мероприятий в их отношении предусматривал вербовку новых секретных сотрудников и квартирных осведомителей, активизацию и переориентировку старых, проверку и перепроверку связей, периодическую установку наружного наблюдения и т. п.

Конечно, начавшаяся вскоре война спутала все карты и планы, но, как видно из отложившихся в делах-формулярах некоторых «боевцев» служебных записок и агентурных донесений, их не упускали из виду даже там, куда они были эвакуированы.

Из Уфы и Куйбышева, где находился А. Я. Каган, местные чекисты регулярно извещали (в течение 1943 и 1944 годов) о нем Герсонского[158]. Из Уфы им была послана (и перехвачена) почтовая открытка, адресованная Эфраиму Райцину в Чкалов[159], из чего видно, что отправитель был поставлен на ПК[160].