Архив графини Д **

(Получ. 10 марта.)

Милая Китти, посылаю тебе ключ от моего письменного стола. Вынь, пожалуйста, две тысячи и пришли их мне в клуб. Я в большом проигрыше и не хочу оставаться должен. Но так как Григорий болен, а с другими людьми посылать опасно, то попроси Мишу Неверова — он, вероятно, торчит у тебя — свезти пакет в клуб и вызвать меня в швейцарскую. Деньги лежат налево, под большим синим конвертом.

52. ДЕПЕША ОТ Д. Д. КУДРЯШИНА.

(Получ. 11 марта.)

Стеша, Маня, Пиша, Паша, весь хор и все чавалы, а в числе их и я, Митька, пьем здоровье нашей обожаемой графини и напоминаем ей обещание посетить опять нашу матушку-Москву белокаменную.

Кудряшин

53. ОТ ПРЕОСВЯЩЕННОГО НИКОДИМА.

(Получ. 11 марта.)

Любезнейшая сестра о господе и Сиятельная Графиня. Щедрый Ваш дар в пользу страждущих, попечению моему вверенных, я получил и шлю Вам мое усердное благодарение, хотя небезызвестно мне, что скромность Ваша чуждается благодарности... Что я говорю? Не только чуждается, но еще всемерно оную умаляет и отвергает.

Но если бы и довольно было скромности скрыть вовсе под своей завесой тьму тем благотворении Ваших, то самая Ваша жизнь к счастью и назиданию человечества под сим желаемым Вами спудом оставаться не может. Верная и добродетельная супруга, чадолюбивая и нежная мать, послушная и усердная дочь единой истинной церкви, Вы, как некий светильник, стоите на месте горнем, для всех взоров открытом, и мимо идущие люди недоумевают, чему более им дивиться надлежит: красоте ли внешней сего бесценного сосуда, или же его внутреннему негасимому свету.

О пожертвованной Вашим Сиятельством сумме будет завтра доложено мною известной Вам Высокой Особе.

Посылая Вам мое пастырское благословение, остаюсь Ваш смиренный слуга и богомолец

Никодим

54. ОТ М. И. БОЯРОВОЙ.

(Получ. 25 марта.)

Более месяца собиралась я писать тебе, мой милый, дорогой друг Китти, и всякий раз перо вываливалось из рук. Я столько передумала и перечувствовала за это последнее время, мне хочется все передать тебе, и я не знаю, с чего начать. Сегодня я, наконец, собралась с силами и начну с того, что от всего сердца благодарю тебя. Ты положительно спасла меня тем, что уговорила моего мужа немедленно увезти Меня в деревню. Это доказывает, как хорошо ты знаешь меня и как глубоко ты понимаешь тот свет, в котором мы живем. В самом деле, что бы было со мной, если б я осталась в Петербурге? Запереться от всех было невозможно, а принимать приятельниц, которые приезжали бы ко мне, чтобы узнать о моем здоровье, но в сущности для того, чтобы посмотреть, как я страдаю и мучусь, выслушивать их притворные соболезнования и ядовитые намеки...

Знаешь, трех дней такой жизни было бы довольно, чтобы сойти с ума! Я не буду тебе писать о нашем путешествии и деревенской жизни, а также и о моем здоровье. Ипполит Николаич наверное был у тебя и все рассказал подробно. Я должна отдать справедливость Ипполиту Николаичу, он все время был очень деликатен и добр со мной, il me soignait comme une veritable soeur de charite[68], и хотя, вероятно, догадался обо всем, но не сделал даже никакого намека. Только в день своего отъезда он сказал мне, как будто мимоходом: «Не напишете ли Вы несколько слов княгине Кривобокой? Вам следует поздравить ее с замужеством дочери, я сам отвезу ей ваше письмо». И я покорно уселась за письменный стол и поздравила эту ведьму и написала: «Je fais des voeux bien sinceres pour le bonheur de Nadine...»[69] Клянусь тебе, Китти, что солгала в последний раз!