Архив потерянных детей

Ему нравились дни, которые мы проводили в местах транзитных пересадок: на вокзалах, в аэропортах, на автобусных станциях. Мне же нравились дни, когда мы в школах проводили выборочные обследования детей. Бывало, он уверенно рассекал толпу в кафетериях, ремень фирменного «Порта-брейса» с оборудованием перекинут через правое плечо, удочка выставлена вверх с наклоном под нужным углом, микрофон готов записывать разнозвучную мешанину голосов, позвякивания столовых приборов, шарканья шагов. Я же в школьных коридорах и классах приставляла свой диктофон как можно ближе ко рту каждого ребенка, когда он по моей подсказке что-нибудь говорил на родном языке. Я просила детей припомнить песни и поговорки, которые они слышат у себя дома. У многих произношение успело англизироваться, язык родителей стал для детей чужим. Помню, как их детские языки, языки в прямом физическом смысле – розовые, усердные, вышколенные, – честно старались как можно точнее воспроизвести звуки родного языка – чем дальше, тем более им далекого: им с трудом давались правильное положение кончика языка при артикуляции раскатистого испанского erre, быстрые активные касания языком нёба при произнесении полисиллабических (многосложных) слов на языках кечуа или гарифуна, как не получалось расслабить и правильно изогнуть в нижнем положении язык, чтобы фонетически точно воспроизвести придыхательное арабское h.

Шли месяцы, мы записывали голоса, коллекционировали акценты. У нас накопились многие часы записей, на которых люди говорят на своих языках, рассказывают истории, держат паузы, лгут, молятся, колеблются, делают признания, дышат.

ВРЕМЯ

Помимо звуков, мы накапливали разнообразный полезный в домашнем хозяйстве скарб: растения, тарелки, книги, стулья. Мы собирали в богатых кварталах предметы обихода, ставшие ненужными хозяевам и выставляемые ими по краям тротуаров. Часто мы уже задним числом понимали, что нам ни к чему еще один стул или еще одна книжная полка, и мы возвращали их обратно на улицу, выставляя у края тротуара уже в нашем, менее состоятельном квартале, участвуя в перераспределении богатства незримой, правда левой, рукой рынка – такие себе анти-Адамы-Смиты тротуаров и пешеходных дорожек. Мы еще некоторое время продолжали таскать с улицы полезные вещи, пока не услышали по радио, что в городе форменный кризис из-за нашествия клопов, тогда мы прекратили собирательство и вышли из участия в перераспределении богатства, а там подоспели зима и следом весна.

Никогда не знаешь, что превращает пространство между стенами в жилище, а твои планы на жизнь – в саму жизнь. В какой-то день наши книги перестали помещаться на полках, и прежде голая комната в квартире стала нам настоящей гостиной. Местом, где мы смотрели кино, читали книги, собирали пазлы, дремали, помогали детям с уроками. А позже – местом, где мы устраивали с друзьями вечеринки, вели после их ухода долгие разговоры, любили друг друга, говорили друг другу прекрасные и ужасные вещи, а потом в молчании вместе прибирались.

Кто его знает, как и куда утекает время, но только в один прекрасный день мальчику исполнилось восемь, а потом и девять, а девочке набежало пять. Они начали вместе посещать муниципальную школу. Всех маленьких незнакомцев, с кем сталкивала их жизнь, они теперь называли своими друзьями. В их жизнях появились футбольные команды, гимнастика, школьные представления по случаю окончания года, походы на бесчисленные дни рождения, в гости с ночевками, а новые зарубки на стене в прихожей, отмечающие рост наших детей, вдруг круто устремились вверх. Они здорово подросли, наши дети. Муж считал, что они растут слишком быстро. Неестественно быстро, говорил он и винил органическое цельное молоко в этих маленьких картонках; он считал, что производители нарочно меняют химический состав молока, чтобы дети преждевременно набирали рост. Может быть, оно и так, думала я. А может быть, просто уже много времени утекло.

ЗУБЫ

Сколько еще?

Долго еще?

Подозреваю, что таковы все дети: когда они в машине и не спят, вечно требуют внимания, донимают вопросами, когда мы остановимся, чтобы сходить в туалет, просят чего-нибудь перекусить. Но чаще всего спрашивают:

Когда мы уже доедем?

Обычно мы говорим мальчику с девочкой, что остается еще совсем чуть-чуть. Или выходим с предложениями:

Поиграйте пока в свои игрушки.

Считайте все проезжающие мимо машины белого цвета.

Попробуйте еще поспать.

Сейчас, когда мы на подъезде к Филадельфии тормозим у поста, где взимается дорожная пошлина, они оба разом просыпаются, как будто их сон синхронизирован – и не только у них друг с другом, но и со сменой передач в нашей машине. Девочка первой подает голос с заднего сиденья:

Сколько кварталов нам еще ехать?

Всего ничего, а там мы сделаем остановку в Балтиморе, говорю я.

Тогда скажи, сколько еще кварталов ехать дотуда, куда мы едем?