Архив пустоты

– Да, известен. Но те дети были зачаты задолго до эксперимента.

– Хватит пороть чушь.

Мартин БЫЛ уверен, что глупый разговор закончен. Но Ирвинг ухватился за идею, словно за соломинку:

– Нет, почему чушь? – кряхтя, он поднялся на ноги. – Мы ведь не пытались понять, когда именно человеческое сознание становится частью ноосферы. Априори считали, что это происходит при рождении. Теперь ясно, что это не так. Но и не в момент зачатия – человеческий эмбрион не более разумен, чем, скажем, головастик. Значит, где-то в промежутке между этими двумя событиями. Сейчас Марина на седьмом месяце…

– Родившиеся семимесячными младенцы вырастают полноценными людьми, – подсказала Сэла.

– Верно. Головной мозг сформирован, плод превращается в индивидуум, в человека.

Мартину приходилось вертеть головой, так как он стоял как раз посередине между парочкой сумасшедших. Очень хотелось заткнуть им рты и уйти отсюда, не слышать ахинею, которую они несли. Но что-то останавливало. Или кто-то. Некстати вспомнился парк, тело на ветке пинии, девушка со странной штукой в руках. А ведь это сегодня было…

Неожиданно заговорил Огней. Обращался он почему-то к девчонке-секретарше:

– Значит, ребёнок Марины может родиться нормальным?

Ответить поспешил Ирвинг:

– Разумеется, он родится нормальным! Мы улавливали сигналы, но не могли их правильно интерпретировать. Сначала искали новорождённых, потом взрослых. А сигнал подавал плод в чреве матери!

– А во время родов ребёнок обычно погибал. Или вскоре после того, – ввернул и своё слово Корсан-старший.

– Да! Теперь всё стало на места. Ноо подавал мне сигнал, а я, такой дурак, не мог его понять.

– Если ребёнок Марины родится нормальным, – перебил старика Огней, – я его усыновлю.

Николай дёрнулся в коляске, словно хотел возразить. Но промолчал. А Ирвинг подскочил к ловцу, сжал его сильную руку своими сухими ладошками:

– Огней Корсан, я не сомневался в тебе. Ты сумеешь воспитать моего внука… Или внучку? Неважно, мы сегодня же сделаем ультразвуковое сканирование.

Он потребовал деловито – куда только делась недавняя истерика:

– Мартин, мне нужны новые образцы для исследований.

Старший куратор обвёл взглядом всех четверых. Хмыкнул.

– Хорошо, попробуем ещё раз.

Обернулся к Огнею:

– С завтрашнего дня экспедиции возобновляются. Понял, что нужно искать на этот раз?

Глаза ловца блеснули недобрым огнём:

– Вы же меня отстранили за трусость и халатность.

И тут Мартина прорвало. Гнев, который он старался удержать, выплеснулся наружу.

– Хватит кривляться, словно кисейная барышня! Если есть малейшая возможность спасти человечество, мы обязаны ею воспользоваться. Должны работать по двадцать четыре часа в сутки, а не сопли пускать! По двадцать пять, по тридцать часов в сутки, если понадобится! Всем понятно? Ты, – он ткнул пальцем в Огнея, – начинаешь прочёсывать полуостров. Собираешь всех младенцев не старше трёх месяцев от роду. Ты – возобновляешь работу лаборатории. Почему твои люди слоняются без дела? Раз выпросил у меня квантер, почему он простаивает? Срок – две недели, и результаты исследований должны быть у меня на мониторе. Убедительные результаты! Ты – готовишь чертежи своего трансформа для запуска в серию. Если машина действительно так хороша и не нуждается в топливе, заменим ею наши вонючие тарахтелки. Ты…

Мартин замолчал на секунду. Пухлый палец целился в лицо Сэлы.

– Тебе я тоже найду занятие. Но не дай бог, снова попадёшься мне на глаза с той штукой в руках!

Возразить девушка не посмела. Хищно усмехнувшись, Мартин вышел из комнаты.

Николай боялся верить в хорошее. Но предположение Сэлы подтвердилось: младенцы теперь рождались… конечно, назвать здоровыми этих хилых, тщедушных малюток, большинству из которых даже медики Наукограда помочь не могли, язык не поворачивался. Но они рождались разумными существами, людьми. Ноосфера планеты медленно, с большим трудом восстанавливалась. А это уже немало.

Ровно через две недели Мартин Брут устроил собрание. Большой зал Управления был забит до отказа. Кураторы, ведущие учёные, руководители всех уровней, просто значимые для жизни города граждане – не менее трети наукоградцев собралось здесь. Мягких кресел на всех не хватило, пришлось заносить стулья, размещаться в проходах. Кое-кто из молодёжи уселся на широких подоконниках. Для Корсана-старшего и дюжины таких же «колясочников» отвели место впереди.

В зале стоял гул голосов. Многие слышали об открытии Гамильтона: новость была слишком важна, чтобы удержаться в стенах лаборатории. Но чем она обернётся для Наукограда, люди пока могли только предполагать.

Мартин Брут вошёл через служебную дверь, направился к трибуне. Как всегда, энергичный, затянутый в тёмно-синий, похожий на военную форму костюм. Гул стих мгновенно. У стоявшего на сцене стола, застеленного алой бархатной скатертью, старший куратор остановился, вперился взглядом в здоровенного чёрного кота, вальяжно развалившегося в самом его центре. Котяру этого знали все – любимчик заведующего хозсектором, самый важный кот в городе, «куратор по котам». И прозвище у него было под стать – Пан Котский.