Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Когда мы направились в конюшню, я просил разрешения сначала познакомиться с расположением и постройками завода и уж затем приступить к осмотру лошадей. Здания конюшен были очень старые и довольно неряшливые. Их возвели еще при отце Якунина. Внутри было чисто, но денники простые, кое-где покосившиеся, много раз переделанные. Было видно, что Якунин не придает никакого значения показной стороне дела. Как во всех старых конюшнях, коридоры оказались неимоверной ширины, по ним можно было свободно проехать в экипаже не только парой, но даже тройкой. Помещение было рассчитано на шестьдесят-семьдесят лошадей, но большинство денников уже пустовало. Выводного зала при заводе не было, выводчика тоже, лошадей выводили наружу конюхи и совершенно не умели их ставить. Якунин иногда сам брал лошадь под уздцы и устанавливал ее. Я пошутил, что он идеальный выводчик, ибо лошади сейчас же повиновались ему. Манеж был очень большой, кирпичный, со столбом посередине, крытый камышом. Посмотрев на этот манеж, я невольно подумал о том, сколько лошадей переломал здесь Якунин. Николай Васильевич, будто прочтя мои мысли, сказал: «Сколько в этом манеже брат перекалечил лошадей, и сказать невозможно!» Александр Васильевич огрызнулся, но обычной ссоры не произошло. Ипподром, идеальный по грунту, полутораверстный, совершенно ровный, был разбит на четверки и восьмушки. Из маточной конюшни главные ворота вели прямо на выгон. Крытых варков не было. Загонов я насчитал два или три. Все было вполне удобно и рационально приспособлено, но примитивно.

Выводка, как это водится в заводах, началась с заводских жеребцов. Первым появился Вар – родной брат Петушка. Он был на три года его старше, но не имел с Петушком ничего общего: это была вороная, густая, довольно грубая и сырая лошадь. Когда-то Вар недурно бежал в Одессе. «Вот этот сырёха во вкусе немцев, держу его в заводе только потому, что дает вороных, густых и таких же сырых, как он сам, лошадей, а немцы их раскупают нарасхват», – сказал Якунин. Шарт добродушно улыбнулся и заявил, что Вар очень хорош.

Строгого показали вторым. Это была очень резвая лошадь, замечательная по себе: вершков четырех росту, масти темно-караковой с подпалинами, густая и вместе с тем сухая, приятно фризистая, глубокая, дельная и породная. Якунин недостаточно ценил Строгого. Между тем жеребец был идеалом городской лошади. И как производитель он стал бы украшением любой заводской конюшни, не исключая и Хреновской.

Лебедь, сын Любаши и Ширяя-Молодого, носил свое имя не по праву. Это был густой, крупный, пятивершковый рыжий жеребец, однако круглокостный. Мясистый, но при этом все же рысак. Ехал в свое время недурно, ибо имел рекорд 2.24.

Бедуин, знаменитый по резвости и силе, так как бежал все длинные дистанции, был второй после Петушка по классу лошадью в заводе Якунина. Он много выиграл, в Москве бежал с лучшими рысаками России и нередко их побеждал. Имел рекорды 2.18 и 4.47. Бедуин был породен, но легок, имел немного ребра и не был лошадью выдающейся. По-видимому, это мнение когда-то разделял и сам Якунин, ибо Бедуин в четыре года был отдан в езду приказчику. Когда я начал критиковать Якунина, он сказал: «Вы так восхищаетесь охотниковскими лошадьми, так знайте, что Бедуин – вылитая мать, он пошел по охотниковским лошадям!» Я возразил, что не все охотниковские лошади были совершенством, но при всех недостатках высокая породность предков явно проглядывает в Бедуине.

Воевода, Петушок 1-й и Петушок 2-й были родными братьями, и всем троим Якунин дал заводское назначение. Позднее Якунин пустил в завод и четвертого брата – Петушка 3-го. Лучшим из них был гнедой Воевода.

Последним был показан Петушок, о котором я уже рассказывал.

После жеребцов на выводке показали молодежь. Среди них были недурные лошади, но выдающихся не было. Воспитывалась молодежь недурно: все ездились и несли работу, кормились удовлетворительно и были вполне развиты. Это был хороший материал, но не первоклассный. Когда я увидел маток, то понял, почему Петушок, Бедуин и Строгий не дали и не могли дать первоклассных лошадей.

Маток мы смотрели в табуне, а потом на пригоне. Табун кобыл не произвел на меня впечатления, а потому я и не настаивал, чтобы посмотреть их на выводке. Кобылы оказались мелковаты, с плохо развитой мускулатурой, попадались малопородные и бесспинные, почти все имели либо потертую грудь, либо набитую холку, либо изуродованную ногу. В тот период в якунинском заводе все матки отчасти заменяли рабочих лошадей и кормились хуже, чем молодежь. В группе дочерей Петушка были превосходные кобылы, но по причине родства с производителями их некем было крыть, и многие из них шли под Бедуина, который совершенно к ним не подходил.