Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Марков постоянно жил в Харькове, и я направился в этот город. Узнать в Харькове адрес Маркова было несложно, так как он был одним из богатейших людей в городе. В Гранд-отеле, где я остановился, мне сейчас же указали его адрес, и я поехал к нему. Харьков – большой торговый город, но довольно безалаберно построенный и больше напоминающий губернские города Центральной России, чем города юга. Марков жил в аристократической части Харькова, где у него был собственный особняк. Подъехав к нему, я с любопытством его осмотрел. Это был большой и, по-видимому, недавно отстроенный особняк в стиле модерн. Стиль модерн мне всегда действовал на нервы, раздражал глаз своими вычурными линиями, бестолковой смесью разных влияний и безвкусицей. Нечего и говорить, что и внутри этот дом был так же безобразен, как снаружи: расписан в том же стиле и перегружен дешевой лепкой и украшениями. Обстановка в доме была новая, неудобная, лишенная уюта и теплоты, и по всему было видно, что Марков – человек нетребовательный и малокультурный. По всей вероятности, он происходил из какой-либо бедной мещанской или захудалой купеческой семьи, сам разбогател, затем стал миллионером и не успел еще приобщиться к культуре, понять и оценить ее.

Я позвонил. На мой звонок вышла горничная неопределенных лет, оглядела меня внимательно и подозрительно: уж не проситель ли пришел? Однако мой военный мундир рассеял ее подозрения, и, взяв мою визитную карточку, она пропустила меня в переднюю и пошла доложить.

На пороге кабинета меня уже ждал небольшого роста старик, некрасивый, седой и неряшливо одетый. Это и был харьковский миллионер и известный коннозаводчик Пётр Васильевич Марков. Он пропустил меня в кабинет – большую, неуютную и безвкусно обставленную комнату.

В Маркове не было решительно ничего замечательного, и я с удивлением думал о том, как он умудрился нажить свои миллионы. Разговор его не был интересен, но при этом чувствовалось, что он себе на уме и очень хитер. Марков охотно дал согласие на случку одной моей кобылы с Летуном 2-м, взамен обещал прислать свою матку под моего Недотрога, которого очень ценил. Он выполнил свое намерение. Через год Недотрог дал ему превосходную по себе кобылу Ваниль 2.25,3, которая впоследствии поступила заводской маткой в завод Г.И. Рибопьера. Я пробыл у Маркова с час, и все это время мы проговорили о лошадях, решив, что на следующее утро вместе поедем к нему в завод. Маркову очень хотелось показать мне своих лошадей, но еще больше он хотел, чтобы я написал статью о его заводе. Я согласился исполнить желание Маркова, так как хотел отблагодарить его. Он сделал мне одолжение, так как посторонних кобыл под Летуна 2-го совершенно не допускал, не делая исключения даже для своих харьковских друзей.

Марков пригласил меня к обеду, и я принял приглашение. Часы только что пробили шесть, когда я вторично приехал к нему. Пётр Васильевич провел меня в гостиную, где познакомил со своей женой. Это была дама весьма почтенных размеров, полная, богато и кричаще одетая. Она была много моложе мужа. Если память мне не изменяет, у Маркова было два сына, оба походили на мать. Старший, студент, очень любил лошадей.

Обед был дорогой: стол ломился от закусок, блюд и вин. Перемен было много, но все было приготовлено как-то наспех и невкусно. Разговор за обедом почти все время велся о лошадях. Было скучно и довольно натянуто, после обеда, отсидев положенные по этикету полчаса, я поспешил уехать.

Марковы были типичной недавно разбогатевшей купеческой семьей. Между купцами Москвы и Петербурга, купцами черноземной полосы России, купцами юга и купцами Украины существовали немалые различия. Столичное купечество жило и отчасти мыслило уже вполне на европейский лад; купцы средней полосы России еще носили просторные, длинные сюртуки, застегнутые доверху, высокие сапоги, картузы и нередко, особенно в провинциальных городах, повязывали шею шелковыми платками. Это были очень самобытные люди, приверженные старине, и среди них было немало умных и интересных. Я любил бывать у них, так как в этой среде было немало лошадников, а также любителей и знатоков старины. Купечество на юге, в таких центрах, как Одесса, Таганрог, и прочих южных портовых городах, было уже совсем иное. В этой среде царил совсем другой дух и уклад жизни. Это были люди американской складки в делах, а в жизни они подражали южной аристократии. Этот класс людей мне никогда не был близок и симпатичен. Купечество Украины мне тоже было малосимпатично. Бог знает, как все слилось и перемешалось в давние времена на Украине, где русский, а иногда украинский элемент преобладал, но всегда чувствовались и другие влияния: греческие, турецкие, венгерские, болгарские, сербские и очень часто польские. Это были люди дела, и мне всегда казалось, что они недостаточно любили Россию. Вот к такому-то купечеству принадлежала и семья Марковых, в которой великорусский уклон все же преобладал.