Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том III

Несменяемым делопроизводителем Дубровского завода был Медард Антонович Дунецкий. Никто не знал, откуда он родом и где его нашел Измайлов. Во время войны выяснилось, что он по национальности поляк и австрийский подданный. Человек этот всей душой был предан Измайлову. В его руках сосредоточилось все бумажное дело. Кроме того, по натуре он был любознателен: любил новости, не прочь был посплетничать и всегда во всех подробностях знал, что делалось в Дубровке. Интересовался он решительно всем: ссорой мужа с женой, меню очередного обеда великого князя, тем, что говорилось за этим обедом, предстоящим отъездом Любови Ивановны Измайловой; знал, что сегодня священник не служил, а «отбарабанил» обедню, так как спешил с матушкой в Миргород, и т. д. Осведомленность Медарда Антоновича была удивительная. Собеседником он был приятным, и я любил к нему зайти на часок-другой поболтать. У него было два пунктика: здоровье и очередная любимая собака. Дунецкий считал, что он болен какой-то неизлечимой болезнью, а потому два раза в год ездил к лучшим профессорам Киева совещаться. Нельзя было ему доставить большего удовольствия, чем серьезно поговорить с ним о его недугах. Вместе с тем он был страстным охотником и всегда имел превосходную собаку. Я помню за все время у него трех таких собак. Сначала был Трезор, затем Лорд и наконец Монплезир. Каждую свою собаку он боготворил и называл ее иногда «сынок». Держал он всегда только кобелей. Дунецкий был старым холостяком и занимал две комнаты в том доме, где помещалась почта. Это тоже помогало ему первому узнавать все городские и столичные новости. Он их получал из уст почтово-телеграфного чиновника. В двух его комнатах царила образцовая чистота, мебель была казенная, и все имущество старого холостяка помещалось в шкафу и двух-трех сундуках. Красивая полтавка ведала его хозяйством и владела его сердцем. Он был большой любитель женского пола, и у него немало перебывало этих полтавок. В конторе он занимался весьма усердно, дело у него было поставлено образцово. Лошадь он не понимал, но был в курсе всех спортивных дел и новостей. Для Измайлова он был незаменимым человеком. Впрочем, в Дубровке к Дунецкому все относились хорошо и называли его за глаза просто Медардом. Покупатели, приезжавшие в Дубровку, имели, конечно, с ним дело: с ним производили расчеты, получали от него аттестаты и прочее. Так как он был чрезвычайно обязательный человек, то, я думаю, многие посетители Дубровки сохранили о нем самые лучшие воспоминания. В круг знати Дунецкий допущен не был, к столу великого князя не приглашался и дружбу вел только с мелкопоместными миргородскими панками, для которых он был уже персона. Выезды Дунецкого в гости бывали очень торжественны. Измайлов знал его маленькую слабость – любовь к пышности и самолюбие, а потому подавался всегда превосходный экипаж, заложенный парой, под управлением по крайней мере второго кучера.

Однажды я зашел к Дунецкому, когда он вернулся к себе с таким панком по фамилии Старицкий. Панок жил на хуторе и был уже далеко не первой молодости. Мы разговорились. Подали кофе, и Медард Антонович начал подшучивать над своим другом. По его словам, все дворовые дети гостя – а их было чуть ли не два десятка – были от самого панка. Старицкий самодовольно улыбался, а затем совершенно серьезно начал рассказывать, как он удивительно плодовит: стоит ему только повесить штаны рядом с бабой, как она уже беременеет.

Очень был дружен Медард Антонович со священником, что, впрочем, не мешало ему за глаза называть того попом и говорить, что он терпеть не может поповскую породу. Этот священник тоже был замечательной личностью. Родом он был из Феодосии. Как все в Дубровке, он пристрастился к лошадям и больше интересовался прикидками, чем церковными службами. На прикидки священник являлся постоянно и знал всю двухлетнюю ставку и кто как едет. Это был добродушный и приятный человек, тоже ставленник Измайлова. Известно, что великий князь был очень религиозен и хорошо знал церковную службу. Поэтому в его присутствии службы отправлялись по уставу и с особым благолепием. Однажды в воскресенье после церковной службы была назначена генеральная прикидка в августейшем присутствии. Эта прикидка очень волновала священника, он забыл, что служит в присутствии великого князя, и обедню, по выражению Медарда, «отбарабанил». Каковы были его ужас и смущение, когда, разоблачаясь в алтаре, он увидел, что отслужил обедню на целый час быстрее, чем положено. Великий князь был очень недоволен, и не в меру рьяному охотнику из духовных было сделано самое серьезное внушение. Нечего и говорить, что на столь его интересовавшую прикидку священник не попал. Долго потом трунил над ним Дунецкий. Я слышал, что во время войны Дунецкий принял русское подданство, но что сталось с ним дальше, мне неизвестно.