Архив шевалье

Я должна объяснить вам мотивы моих странных поступков. Ибо меньше всего мне хочется выглядеть в глазах моего народа экзальтированной дурочкой, которая не ведает, что творит.

Начну с самого детства. Мой отец, Старосельский Илья Семенович, родился в 1923 году. Осенью 1941 года он принял боевое крещение под Москвой. Был тяжело ранен во время штыковой контратаки, в которую их, ополченцев-москвичей, бросил приехавший на передовую Маршал Советского Союза. К тому времени патроны у них уже кончились, а штыком против пулеметов… сами понимаете. Отец получил сквозное пулевое ранение правого легкого. Долго лежал в госпитале. Потом окончил курсы пулеметчиков и прошел командиром пулеметного расчета всю войну. Был еще дважды ранен… На фронте вступил в партию коммунистов.

Мать – в девичестве Гурьянова Мария Демидовна – была из семьи священнослужителей. С отцом она познакомилась в санатории, сразу после войны. Отец лечился от малокровия и дистрофии. Организм его как-то странно среагировал на демобилизацию из армии. Мне рассказывали, что так случалось со многими: на войне даже насморка не было, а возвращались, и умирали за два дня от случайной простуды.

Отец похудел на тридцать килограммов и практически не мог ходить от слабости. Мама вынянчила его, кормила с ложечки, бегала в соседнюю деревню за козьим молоком, хотя и сама была не совсем здорова – ей сделали сложную операцию, после которой и направили долечиваться в Крым.

В сорок девятом году арестовали моего деда – Гурьянова Демида Андреевича. Он, будучи православным священнослужителем, вступился за врача местной больницы, латыша по фамилии Сакс, которого обвинили в космополитизме и осудили на двадцать пять лет. Через неделю после ареста нам сообщили, что Гурьянов Д.А. скончался во время допроса от обострения хронического сердечного заболевания.

Мама потребовала выдать ей тело отца и медицинское заключение о причинах смерти. Ее пригласили на беседу к следователю, который вел дело деда, и там же арестовали как дочь врага народа.

Отец бросился в высокие кабинеты, чтобы объяснить: творится беззаконие и несправедливость. Он очень верил, что ему – фронтовику и коммунисту – не могут не поверить. Он даже сумел записаться на прием к первому секретарю Московского горкома партии Никите Хрущеву. Но к Хрущеву его не пустили…»

Председательствующий: «Вы не могли бы перейти к сути вопроса и рассказать нам про мотивы вашего преступления?»

Старосельская: «А я о них и рассказываю. Без истории моей семьи вам многое непонятно будет… Так вот, какой-то чин из горкома посоветовал отцу отречься от мамы, то есть от своей жены. Мол, все партийцы так делают, даже члены Политбюро. Отец не сдержался, полез в драку и нанес этому партийному работнику травму – одним словом, сильно повредил ухо. Почти оторвал. Кстати, фамилия этого партийца была Беляев – я об этом совсем недавно узнала. Его позже тоже посадили – как раз за то, что представил историю с моим отцом как обычную уголовку, а не разоблачил его как врага народа. Я слышала, что отец нашего генсека тоже при Сталине сидел! Но не выясняла, тот ли это Беляев…

Так, за неделю, в возрасте одного года я стала сиротой: мама на Колыме, отец в колонии как уголовник.

Меня забрали дальние родственники, но им было очень тяжело содержать и своих троих детей, и меня. Помаявшись пару месяцев, они отдали меня в дом малютки – в приют, другими словами…»

Председательствующий: «Гражданка Старосельская! Сколько нам еще слушать про ваше трудное детство?»

Старосельская: «…Отец погиб через год. По официальной версии умер от менингита. Но позже я узнала от сидельцев этой колонии, что его зарезали уголовники. Так оборвалась жизнь фронтовика и коммуниста Ильи Старосельского, которого я знаю по единственной сохранившейся у меня фотографии.

…Мама вернулась домой после ареста Берии и объявления амнистии. Через два года открылась застарелая болезнь, и мамы не стало.

Таким образом, граждане судьи, я единственная дочь двух замечательных и честных людей, которых ваша система безжалостно уничтожила…»

Председательствующий: «Делаю вам замечание, Старосельская. Какая такая наша система?! В чем это вы нас обвиняете?»

Старосельская: «Я всех, кто служит этой власти, обвиняю. Всех! Потому и не поверила Горбачеву. Сразу почувствовала: он собирается эту систему лакировать, а не ломать. Я, честно сказать, замышляла и его убить. Как Шарлотта Корде, которая убила этого живодера, Марата…»

Председательствующий: «Какой такой живодер? И что это за Шарлотта? Это ваша сообщница?»

Старосельская: «В известном смысле сообщница! Это было давно, граждане судьи… Нас всю жизнь заставляли восхищаться этим параноиком и пожирателем младенцев – этим „другом народа“ Маратом! Более мерзостной личности трудно найти в истории. Он упивался кровью, он проливал ее целыми реками! А нас учили, что он герой, что всякая революция – это очищающий дождь истории. Только дождь этот всегда кровавый!

Потом… этот Беляев».